Книга Миллионеров украшает скромность - Инна Павлова

К счастью, его английский — не в пример лучше. Тут, правда, я себя не ощущала рыбой в любимом аквариуме, но все равно общаться было можно. Мы как раз закончили обмениваться впечатлениями о болгарской кухне и погоде, когда соратники объявили о готовности выдать предварительную информацию.

Согласно печатному слову, Берг погиб от сердечного приступа. Помимо деловых партнеров, его оплакали граждане Швеции и безутешная молодая супруга. Многочисленные фото убедили меня в точности характеристики, данной журналистами внешним параметрам вдовы, но заставили сильно усомниться в искренности ее терзаний по усопшему. Элегантность и разнообразие нарядов, тщательная прическа и искусно наложенная косметика перечеркивали все попытки дамочки изобразить глубокую скорбь.

— Кем она была, пока не вышла за Берга? Сколько ей лет? И какое у нее теперь финансовое положение? — Я выстрелила вопросами на своем неуверенном английском и стала ждать многоступенчатого перевода.

— Манекенщица, не слишком удачливая, родом из Америки, — последовал ответ.

Это Нада знала и раньше: превращение американской Золушки в супругу миллионера подробно освещалось в прессе перед бракосочетанием. Они поженились чуть больше пяти лет назад, к этому времени Нада и Райко уже достаточно долго прожили на новой родине и шведским владели прилично.

— Тогда ей было двадцать два, Бергу сорок восемь. Теперешний возраст вдовы при желании подсчитать нетрудно.

Не возникло проблем и с подсчетом капиталов красавицы. Журналисты не скрыли от широкой общественности столь животрепещущие сведения. Думается, с половиной миллиарда долларов женщина сумеет найти в себе силы, чтобы жить дальше.

— Что-нибудь еще? — нетерпеливо дернулась я.

Райко пожал плечами. Если меня не интересует детальное описание туалета вдовы и содержание всех прочувствованных речей, сказанных на могиле, порадовать меня больше было нечем.

Ни на то ни на другое я не польстилась, и Нада принялась излагать, что ей было известно. Райко оказал супруге информационную поддержку. Но все равно я не узнала ничего, что продвинуло бы нас в расследовании.

Около года назад ушел из дому единственный сын миллионера, Кристофер. Оборвал все связи с отцом и почти наверняка уехал из страны. Как иначе объясняется факт, что самые серьезные меры, принятые родителем для возвращения дитяти в гнездо, окончились ничем? Разумеется, случись подобное в Швеции, парень бы никуда не делся, но в Америке раздобыть поддельные документы — не проблема. Конечно, если знаешь, к кому обратиться. Так полагали супруги, и я была с ними полностью согласна. Парень был явно не первым и не последним, кто испарился из Соединенных Штатов.

— А почему? — встряла я. — Если юноша хотел жить отдельно, что ему мешало снять квартиру? Неужели Берг был сумасшедшим отцом, который держал сына при себе, под неусыпным контролем, и не давал глотка свободы?

— Он бы нормальным родителем. — Зоран переводил быстро и с удовольствием. (Хотя до сих пор он, по-видимому, никогда не слышал об удачливом американском бизнесмене шведского происхождения, предмет разговора ему был далеко не безразличен. Может, у него тоже подрастает сын? И он боится совершить педагогическую ошибку?). — Правда, слишком занятым. Но этим грешит большинство успешных деловых людей. Кроме того, семейная жизнь с молодой красоткой не заладилась с самого начала. Бесконечные скандалы, закатываемые женушкой, отнимали у мужчины почти все силы. На бизнес его еще хватало, сыну же перепадали крохи.

В этом ли было дело, или у молодого человека случились проблемы на личном фронте, — у подростков, как правило, куча всевозможных сложностей, — но мальчишка связался с наркотиками. Года за три до побега. Правда всплыла довольно быстро.

Берг не стал рвать на себе волосы, а отправил сына в закрытую клинику. Тут-то он, похоже, и промахнулся. Парню не понравилось, как с ним обошлись. Даже самая распрекрасная лечебница — не сахар. Вероятно, от отца он ожидал иного.

В итоге, после лечения, от наркотиков он отказался, но с отцом прекратил всякое общение.

— И что Берг? — разволновалась я. — Все равно не сообразил, что мальчику нужна поддержка? Что ему не хватает понимания и любви?

Собеседники были не в курсе. Как ни старались Нада и Райко припомнить что-то еще, ничего не вышло. Продолжать мучить несчастных, и без того засыпающих на лету, было негуманно.

— Бай-бай, — скомандовала я, положив щеку на сложенные ладони. — Идите оба спать. На вас нет лица, а что делать дальше, я все равно пока не знаю.

Нада покивала. Они, оказывается, торчали тут с девяти, ожидая ценных указаний. Ну что за люди!

Выпроводив бравую гвардию, я задумалась. И совсем не о застопорившемся расследовании. Мне пришло в голову, что я нашла отличный способ не только повысить боеготовность родной российской армии, но и сделать пребывание в ней не столь болезненным для солдатиков и офицерского состава.

Что я предлагаю? Резко сократить численность рядов! Не в два и даже не в четыре раза, а на несколько порядков. То, что потребуется куда меньше денег на ее содержание, вооружение, экипировку, появятся даже средства для достойной оплаты ратного подвига солдат и офицеров — и так понятно.

Другое дело — если в распоряжении командного состава будет не рать немереная, а очень и очень ограниченный контингент, то и обращаться с ним придется соответственно. Людей станут беречь. Каждым дорожить как зеницей ока, как собственным единственным отпрыском, замены которому нет и быть не может. Вот тогда-то каждого солдатика будут учить не копать картошку, не драить туалет на генеральской даче и не пристраивать вторую баню возле четвертого бассейна на вилле у большого начальника, а воинскому делу, тому, что ему и впрямь понадобится, случись супостату напасть на нашу землю!

С такими мыслями я и заснула. И во сне благополучно довела свою инициативу до власть имущих. Только вот не помню, к кому я записалась на прием: к президенту или к верховному главнокомандующему. Но это и не важно. Главное, что до кого-то все же достучалась и, по-моему, получила твердое обещание, что в наиближайшее время предложение будет рассмотрено в самых высоких инстанциях. Так что пробудилась я в благостном расположении духа и ощутила зверский аппетит. Кажется, дело пошло на поправку!

Забросив пляжное шмотье в номер, я натянула любимое платье и занялась макияжем. Даже амазонки, я уверена, иногда вспоминали, что они женщины. И заботились о своей привлекательности. В перерывах между битвами или на привалах в многодневных походах они наверняка доставали какие-нибудь мешочки с арсеналом чудодейственных средств и наводили марафет. А я чем хуже? У меня сейчас тоже затишье.

Полчаса, проведенные перед зеркалом, меня успокоили. Ущерб, нанесенный женской красоте, оказался легко восполнимым. Отражение обещало заинтересованное внимание даже самых пугливых представителей мужского пола, тогда как еще утром я могла рассчитывать разве что на предложение услуг по транспортировке в госпиталь.