Книга Экспедиция "Тигрис" - Тур Хейердал

Стоит обратить внимание на один момент, который подчеркивает тот же автор: природные богатства Нижней Месопотамии ограничивались областью сельского хозяйства: «здесь нет металлов, нет и камня, и едва ли не самое интересное в сокровищах, раскопанных в Уре, то обстоятельство, что почти все они изготовлены из привозного сырья». Но если древнейшая известная нам цивилизация, предшественница первых династий Шумера и Египта, во всем зависела от привозного сырья, выходит, что еще до известных нам начал так или иначе совершались не отраженные в текстах дальние странствия.

Чтобы понять происхождение столь богатых захоронений, мы должны признать, что описанные и изображенные на древнейших шумерских плитках и печатях полубоги были такими же людьми, как те, что погребены в древнейших царских захоронениях Ура. Образ «бога» Энки, который пришел из Дильмуна и застал Ур щедро омываемым водами и осененным тенью лесов хашур, отражает воспоминание об одном из могущественных правителей, чьи ма-гур еще до того возили искусных ремесленников и торговцев во многие дальние страны. А иначе как могли они ознакомиться с великим разнообразием драгоценных металлов и камней, потребных для изготовления царских сокровищ? По соседству с их собственным царством нигде не было ни золота, ни серебра, ни электрона, ни меди, ни лазурита, ни сердолика, ни алебастра, ни диорита, ни мыльного камня, ни кремня. Опытные посланцы правителя еще до прихода в Ур должны были тщательно исследовать не одну далекую страну, чтобы в совершенстве изучить все эти чужеземные материалы, знать, где их найти и как обрабатывать. И, наверно, судостроители и моряки древнейших божественных правителей, погребенных в Уре, были такими же знатоками своего дела, как ювелиры и золотых дел мастера.

Немудрено, что иные наши современники, наслышанные о космических кораблях, но ничего не знающие о ма-гур, готовы поверить, что внезапно появившиеся в Двуречье полубоги — пришельцы из космоса. Да ведь и у нас, когда мы тащились на тросе за кормой «Славска», были все причины скромно судить о возможностях землян.

Советские моряки продолжали буксировать ладью в сторону Бахрейна со скоростью нашего свободного хода. Над заливом по-прежнему господствовал необычный для зимних месяцев ветер. Весь день он дул с переменной силой с юга. Под вечер Норман извлек из-под матраца радиостанцию. Он условился с Би-би-си сообщать данные о нашем местонахождении, однако береговые станции не отзывались. Тогда он включил свою любительскую аппаратуру, и тотчас со всех концов света откликнулись взволнованные голоса любителей. Мы сохранили те же позывные, какими я пользовался на «Кон-Тики» и на обеих «Ра» — L12B, и они представляли особый интерес для радиолюбителей, коллекционирующих двусторонние связи. Стоило Норману выйти в эфир, не адресуясь к кому-либо в отдельности, и от множества нетерпеливых голосов его наушники начинали гудеть, словно пчелиный улей. Но как только он кому-то отвечал, остальные замолкали до следующего случая. Сам страстный радиолюбитель, Норман весь вечер связывался с. коллегами на востоке и западе, севере и юге, обмениваясь позывными и кодовыми данными о местонахождении, слышимости и разборчивости.

Только он собрался ответить очередному корреспонденту, как включился кто-то другой и заявил: «Этому не отвечай, только кучу неприятностей наживешь!» Первый поспешил возразить: «Это же хобби, а не политика!» Норман немедленно согласился с ним: радиолюбители вправе заниматься своим хобби в любой стране, мы за международную дружбу через все границы, и нечего смешивать хобби с политикой. Выяснилось, что на связь с нами вышел радиолюбитель из Израиля. Остальные отключились, чтобы не мешать обмену обычными данными. Так Норман одержал бескровную победу.

Подошло время ужинать, и Норман с Рашадом сели за один стол. Норман происходил из еврейской семьи, Рашад был араб из Ирака, который враждует с Израилем. Возможно, их предки некогда плыли вместе на одном судне. Арабы и евреи ведут свою родословную от Сима — сына родившегося в Уре Авраама.

Пятое декабря. На безоблачном небосводе замерцали первые вечерние звезды, когда я поднялся на мостик, чтобы сменить рулевых. Вахтенные Рашад и Асбьёрн шутливо спросили, заметил ли я, как похожа молодая луна на наш кораблик. Ничего не скажешь, и впрямь похожа... Как обычно в южных широтах, лунный серп висел в небе гамаком, а не опирался на рог, каким его привыкли видеть северяне. Как раз сейчас он к тому же опирался нижней кромкой на черные воды у горизонта — ни дать ни взять золотистое серповидное камышовое судно. Параллельно ладье шел по волнам самый настоящий божий корабль, поразительно схожий с нашей собственной ма-гур. Мы продолжали любоваться нашим лучезарным товарищем, пока он не оторвался от воды и не поплыл среди искристого звездного планктона в черных небесах.

Символическая картина произвела на меня глубокое впечатление. Луна как важнейший мотив доисторического искусства много лет занимала меня. И теперь я мысленно перенесся в те дни, когда великие строители камышовых судов в Шумере, в доинкском Перу и на уединенном острове Пасхи отождествляли лунный серп с божьим кораблем, на котором бог Солнца и предки древнейших царей странствовали в ночном небе. Это верование отразилось и в преданиях, и в изобразительном искусстве древних шумеров и перуанцев. Пасхальцы ко времени прихода на остров европейцев забыли первоначальный смысл символа, однако грудь их обожествленных правителей неизменно украшала традиционная эмблема власти — деревянная серповидная пектораль, известная под двумя названиями: реи-миро, что означает «корабельная пектораль», и реи-марама, что означает «лунная пектораль».

Ночью над Ираном возникли полыхающие зарницами черные облака. На другой день нас несколько раз настигали ливни, но ветер упорно дул с юго-востока, и капитан Игорь не соглашался отпускать «Тигриса». Без якорей, с большой дырой в носу, мы нуждались в попутном ветре — или в помощи друзей, чтобы дойти до надежной гавани и заняться ремонтом. Днем юго-восточный ветер опять сменился южным, причем он дул с такой силой, что гребни волн обдавали нас соленым душем, разбиваясь о нос ладьи. Рация, полученная от Би-би-си, тянула только на связь с «Славском» на другом конце буксирного троса. Капитан Игорь посоветовал нам укрываться от ветра за корпусом парохода, но разделявший нас просвет был слишком велик, чтобы «Славск» мог защитить собой пострадавший нос «Тигриса».

На четвертый день пополудни мы подошли к Бахрейну. Точнее, подошли к бую, обозначающему начало фарватера среди окружающих остров известняковых отмелей. По радио с Бахрейна «Славску» было предложено остановиться здесь. Просьбу капитана Игоря, чтобы ему разрешили следовать до острова, отклонили. Сказали, что за «Тигрисом» вышлют судно. «Славск» отдал якорь, и началось ожидание.

Легендарный остров все еще скрывался за горизонтом; в бинокль можно было различить только лес высоких труб нефтеочистительных установок.

Вскоре примчался новенький сторожевой катер, а следом за ним появился вертолет. Нас снимали с воздуха, но пограничники на сторожевике только приветственно помахали руками, после чего стали кружить поодаль, наподобие дау у Файлаки. Потом вертолет ушел, однако катер не стал приближаться. «Славск» спустил на воду шлюпку, и Юрий с Карло вернулись на ладью вместе с капитаном Игорем.