Книга Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 1. Страна несходства - Александр Фурман

Фурман с деланой строгостью распечатывал проходившие через него чужие записки, хмуря брови, читал их про себя и иногда комментировал Пашке и ребятам на передней парте. Изучая очередное секретное послание, он был поражен одним открытием: оказывается, девчонки в своих записочках вот так запросто называли друг друга «сволочью» (что среди мальчишек считалось «полуматом»), а глупый и приставучий двоечник прямо именовался в письме «мудилой». Фурман вообще впервые увидел эти известные слова написанными на бумаге. И главное, кем? – ихними же девчонками! «Вот оно, значит, как…» – с растерянным удовлетворением думал он, неохотно расставаясь со «жгучими» записочками. «Да…» – качал головой и ознакомленный с ними Пашка.

Появление уборщицы мало что изменило в настроении класса. Она сначала попробовала со свойской улыбкой договориться, чтобы они хотя бы не так шумели, а когда это не получилось, пригрозила пожаловаться их учительнице – да какая там учительница!..

В качестве старосты Фурман почувствовал себя в какой-то мере ответственным за возможные неприятности. Конечно, немного пошуметь в такой ситуации было естественно, но как-то уж все слишком разбушевались. А ведь в любую минуту может заглянуть завуч или учителя из соседних классов, или Лариса вернется – неудобно же все-таки перед ней, да и вообще… Короче, пора было слегка притормозить всех. Но присутствие уборщицы ему мешало, ограничивая возможности воздействия на два других, похоже, уже окончательно взбесившихся ряда. Оставалось только одно средство – воспользоваться перепиской, в которой до этого он принимал лишь пассивное участие как непрошеный читатель.

Фурман быстро настрочил и разослал во все концы предупреждающие, упрашивающие и угрожающие записки-телеграммы и задумался над посланием в один из главных очагов возбуждения – к сидевшим теперь вместе Ирке Медведевой и Любке Гуссель. Они ведь сами еще недавно собирались помогать новой училке, а сейчас хохочут чуть не во весь голос и заводят всех вокруг себя. Помимо этого, Любка была автором – одной-то уж точно! – тех поразивших Фурмана записок, и ему хотелось показать ей, что он тоже понимает эту игру и при случае мог бы стать интересным собеседником. Но все-таки важно было сейчас хоть как-то остановить этих двух потерявших всякое чувство реальности девок и заставить их повлиять на других. Однако в этом деле требовалась особая, неотразимая тонкость – иначе девки ведь могут и не послушаться! Фурман придумал очень хитрый план, по которому все внимание девок сначала полностью переключалось на переписку с Фурманом, а все остальные быстро успокоились бы сами, пока он отвлекает на себя главных возбудителей. В этом плане присутствовала даже некоторая жертвенность со стороны Фурмана – вместо того чтобы спокойно доделывать заданные упражнения, он должен будет развлекать этих глупых девчонок, спасая, можно сказать, весь класс.

На этот раз Фурман сочинял довольно долго. Уборщица, уже отчаявшись уладить дело мирными средствами, стала записывать на листочке фамилии особо провинившихся, причем один из поднятых ею двоечников нагло назвал себя фамилией отсутствовавшего в этот день хорошего ученика. Это только подтверждало, что все уже вышло из-под контроля и необходимо срочно вмешаться. Остальные нарушители, краснея, все же честно выдавали себя. В какой-то момент Фурман испугался, что урок вот-вот закончится, поэтому ему пришлось отказаться от воплощения всей полноты своего замысла и ужать конец письма. Первая же строчка была выведена красивыми четкими буковками с завитушками: «Гуся-ссука, кончай разводить базар! Не то скоро прискачет наша новенькая училка или еще кто, и нам всем настанет хана. Подруга, вспомни, о чем мы договаривались пару дней назад, и уйми своих…» Дальше Фурман весьма двусмысленно обыгрывал словечки и интонации тщательно изученной им девчоночьей переписки, а завершалось послание чудовищными угрозами в анекдотическом «восточном» стиле: мол, а не то «зарэжу!». Псевдоним был выбран соответствующий.

На всякий случай Фурман дал прочесть свое сочинение Пашке.

– Ты чего, правда собираешься в таком виде это отправить?.. – недоверчиво спросил он Фурмана.

– А что ж, я зря старался, что ли? Может, тебе что-то не нравится? Ты скажи!

– Ну, тут употреблены довольно смелые выражения – не знаю, как они будут встречены… – витиевато засомневался Пашка.

– Ничего, съедят! – храбрился Фурман. – Ты же видел, что они сами-то друг другу пишут?! Или все-таки думаешь, тут слишком?..

– На мой взгляд, есть немножко… Будь я на твоем месте, я бы, наверное, подождал отправлять…

– Ну, а чего ждать-то? Скоро уже конец урока. Если их сейчас не остановить, то… дело может плохо кончиться, ты чего, не понимаешь?.. Все, ладно, сойдет и так, переписывать некогда, – решился Фурман, но сверху на конвертике добавил пять звездочек – чрезвычайную степень секретности – и пририсовал закрашенные череп и кости.

Маршрут для передачи записки был намечен точно, и никто ее не «засветил». Любка с интересом развернула на коленях прибывшую бумажку. Фурман, волнуясь, краем глаза следил за ней. Любка зарделась и внимательно перечитала записку еще раз, а потом скомкала ее и закинула в парту. С не очень понятным выражением взглянув на обмершего Фурмана, который продолжал удерживать на губах нагловатую улыбочку, она отвернулась. Фурман все же еще чего-то ждал. Любке наклонилась к Ирке Медведевой и пошептала ей что-то на ухо. После этого Ирка полуобернулась к Фурману и с возмущенным видом покрутила пальцем у виска.

– Кажется, они нас не поняли, – сквозь зубы признался Фурман продолжавшему делать уроки Пашке.

– Да?.. А что? – сочувственно отвлекся тот. – Я же тебе говорил, надо было быть осторожнее…

– Любка, по-моему, обиделась. Посмотри на нее… – упавшим голосом, но все так же корча улыбку, сказал Фурман. – Может, мне ей еще одну написать? – «Объяснительную», раз она не поняла…

– Да ладно… – сморщил нос Пашка. – Обойдется.

– Хоть одна польза, что они вроде бы утихомирились… Так что цель достигнута, – грустно пошутил Фурман через минуту.

В этот момент из другого ряда в Любку полетела еще чья-то свернутая в огромный комок записка. Эта передача была сделана так грубо, что уборщица заставила Любку встать, записала ее фамилию – «Гусселъ, с двумя эс» – и потребовала сдать полученное ею послание. Чуть помедлив, Любка достала из парты горстку бумажек и с выражением скромной послушности отнесла их на учительский стол. Добившись таким образом некоторой тишины, уборщица стала один за другим разворачивать бумажные шарики и вскоре, забыв обо всем, увлеклась чтением.

Фурман был в шоке от Любкиного предательства. Пусть она обиделась, но чтобы так… И ведь нарочно выбрала…

– Слушай, она что, и твою записку отдала?! – испуганно уточнил Пашка.

Фурман, не в силах говорить, кивнул.

– Ну, знаешь, с ее стороны это просто… – Пашка только головой покачал.

– Да уж, такого я и не ожидала, – сказала уборщица, слегка улыбаясь. – Вашей учительнице будет, конечно, очень интересно с этим ознакомиться, когда она вернется…