Книга Ночной поезд в Инсбрук - Дениз Вудз

Но через три часа он уже так не думал.

Продвигаться вперед было очень трудно. Запутавшись с самого начала, он двигался как в тумане, и ему казалось, что он идет не в том направлении, куда бы он ни поворачивал. Спокойные пыльные улочки под палящим солнцем и сетка перекрестков, лежащих один за другим, своим расположением никак не помогали, а скорее мешали, потому что Ричард шел, не останавливаясь, и никуда не приходил. Никаких знаков, лишь несколько названий улиц, лишь ряд за рядом однообразные одинаковые улицы. Солнце палило прямо на макушку. О своем местонахождении Ричард знал только одно — он находился в северном округе Хартума. Ему вообще казалось, что он ходит по периметру квадрата.

Когда он забрел в совсем уж запущенный район, то пытался закрыть глаза на то, что тащится по немощеным улицам. Как будто он был на экскурсии, во время которой надо пройти через все ужасы бытия, которые обычно не выходили за рамки телевизионного ящика. Хотя он понимал, что должен это видеть, что он в долгу перед этими людьми, которые смирились со своими нелегкими условиями жизни, но его возмущало то, что оказался здесь как раз тогда, когда сам он измотан, мучается жаждой и так изможден, как никогда прежде. У него и так хватает проблем, не хватает еще угрызений совести, не хватает только взять на себя вину Западного мира. И все же — то, что он видел, не шло ни в какое сравнение с его представлением о тяготах жизни. Казалось, что все кругом высмеивает его, и у него внутри все дрожало от необычного смешения чувства стыда, отвращения и облегчения. Он хотел оставаться в неведении. Не сейчас. Рекламную паузу, пожалуйста, и бассейн.

Откуда не возьмись дюжина ребятишек свалилась ему на голову, будто армия суетящихся муравьев. Они дергали его за руки, за рубашку, за брюки. Они попрошайничали и шутили, смеялись над ним. У него голова шла кругом. Как ни парадоксально, но они радовались тому, что лишили его единственного утешения — жалости к самому себе. Резкий звук детского смеха пронизывал раскалывающуюся на кусочки голову. Они хотели хоть что-нибудь выпросить у него, что угодно, и даже когда ничего не получили, продолжали носиться вокруг него, не переставая визжать и не обращая внимания на окружающую убогость. Жестокое солнце, сжигавшее его дотла, казалось, совсем их не донимает, так же как и мухи, и царящий здесь запах. Если бы Ричард мог использовать малую долю их энергии и подключить к ней подошвы своих сандалий, то через секунду его бы и след простыл.

Сначала он хотел попросить детей помочь ему выбраться отсюда, но не только незнание языка не позволило ему это сделать. В глубине души он не хотел сближаться, наводить мосты, тем самым признавая, что их миры соприкоснулись. Он пообещал себе поразмыслить на эту тему позже. Он примет во внимание то, что они существуют, но позже. Ричард готов пожертвовать долей комфорта в своей жизни, но не сейчас. «Дайте мне сначала выбраться отсюда», — подумал он.

В конце концов дети отцепились, потому что им наскучило, что дядя продвигается вперед неотступно, но как-то уж очень медленно. «Вот чокнутый», — наверняка подумали они. Иностранец без четырехколесного друга заблудился среди хижин, шагает, с трудом переставляя ноги, и, судя по всему, не в себе. Лишь маленькая толика трезвого сознания еще теплилась после того, как мозги расплавились на жаре.

Вода. Водаводаводаводавода. Теперь он понимал, как много она значит. Живительная влага. Единственный стоящий напиток. Вы скажете, пиво «Гиннесс»? Тьфу! Питьевая смола. Виски? Питьевой огонь. Молоко? Еда для младенцев. А вот вода — это подарок небес. Дегазированное шампанское. Прохладная, чистая вода! Снова и снова эти слова прокручивались в его мозгу, гулко раздаваясь в голове, будто чье-то ясно различимое пение. Он пытался сменить пластинку, но музыка преследовала его, пока он не узнал голос Джона Леннона, а когда Ричард из последних сил напряг память и попытался вспомнить песню, то все превратилось в игру «Угадай мелодию». В конечном счете ему удалось вспомнить кое-что еще, вроде как про непогоду на старой грязной дороге… «Старая грязная дорога». Во как! Так вот какая песня его доставала! А голос Леннона продолжал, поддразнивая: «Знаешь, нам нужна только вода. Прохла-а-адная, чи-и-ы-ыстая ва-а-ада!» Прохладная. Чистая. Вода.

Он останавливал прохожих и спрашивал, как добраться до центра Хартума. Кто-то разводил руками, не понимая по-английски, а другие объясняли, куда надо идти, но он тут же забывал, какое направление они указали, и вместо того, чтобы свернуть влево, шел направо, проходил пять кварталов вместо четырех, постоянно сворачивая в сторону. Ситуация усугублялась тем, что город был спокойный и на улицах мало народу. Когда мимо проехал «лэндровер» какой-то благотворительной организации, Ричард побежал за ним, — чуть не провалился в открытый люк, не огороженный предупредительными знаками, — но машина скрылась за поворотом.

Он становился похожим на безумного косматого Монти Питона, и в его сознании пронеслась мысль о том, что к тому времени, как его найдут, пройдут годы, а он так и будет бродить по городу и останавливать прохожих на улице. Он может даже войти в анналы городского фольклора: чудаковатый ирландец, который бредет по Хартуму, сам не зная куда. Может быть, добрый собаколов набросит на него сеть и, подождав несколько дней, не будет ли его кто искать, усыпит. Но вот только в Хартуме не было приюта для животных, и тысячи бродячих собак скитались неприкаянные, как Ричард. Тощие твари со злыми глазами обнюхивали его ноги, — как и он, умирающие от жажды, выброшенные на улицу под палящее солнце.

Через три с лишним часа он выбрался наконец на широкую и оживленную главную магистраль. Вот и финишная прямая. Скоро закончится этот марафон. Однако организм его уже не выдерживал. С животом все было в порядке, и одно это уже было большим везением. Но пребывание под палящим солнцем без какой-либо зашиты, кроме ветоши на голове, — чистое безумие. И его организм воспротивился такому насилию. Легкие превратились в раскаленные кузнечные мехи, губы кровоточили, и каждый раз, когда его ступни касались земли, это отдавалось в висках глухим протестом. Ноги скрутила сильная судорога, и несколько раз он едва удержался, чтобы не упасть в обморок, прислонясь к прохладной тенистой стороне зданий, пока в голове немного не прояснится. А когда наконец впереди заблестел Голубой Нил, от одного только вида воды он настолько воспрял духом, будто только что выпил всю реку до дна. Добравшись до моста, он увидел Хартум, сверкающий огнями на противоположной стороне реки, и ускорил шаг. Все самое страшное осталось позади. Остается лишь пойти прямо в посольство Великобритании и предоставить себя на полное их попечение.

Перейдя по мосту реку, он свернул на Гамма-авеню, пребывая в твердой уверенности, что скоро найдет посольство, даже не зная, где оно находится. И узнать это тоже было не у кого. Все было закрыто на перерыв. А большинство прохожих, у которых он спрашивал дорогу, не понимали его. Это навело его на мысль, что он приговорен к вечным скитаниям. Он запутается в арабском языке и напрочь забудет английский. Выйдя из себя, он свернул с Гамма-авеню на первую попавшуюся улицу и пошел на юг.

Пройдя несколько кварталов, он дошел до следующего поворота и понял, что удаляется от центра. Он подумал: а был ли он когда-нибудь в Хартуме? Все было так же незнакомо, как в каком-нибудь Найроби. Наконец он нашел полицейского, который подсказал ему, что надо двигаться обратно, в сторону коммерческого центра города, поскольку большинство посольств расположено именно там. Ричард последовал указаниям и двинулся на северо-запад, пока не дошел до Гамхурия-авеню, не замечая, что уже пересекал эту улицу. Район показался ему смутно знакомым. Гостиница «Акрополь», где они останавливались с Фрэнсис, находилась на юге Гамхурия-авеню, и если бы он смог дойти туда, они бы вспомнили его и дали бы попить, перед тем как объяснить ему, как пройти в посольство.