Книга Собиратель автографов - Зэди Смит

Алекс посмотрел на часы. Девять утра. Вторник. Раввины Дарвик и Грин еле на ногах держатся от усталости. У Дарвика в уголках глаз застыли комочки засохшей слизи. Грин обеими руками уперся в маунтджойский мемориал и склонил одно колено, пыхтя, как марафонец сразу после финиша. Рубинфайн выглядел получше. Рядом стоял итальянский автомобильчик. А возле него глыбился отделанный под орех обеденный стол.

— Что вы тут делаете? — спросил Алекс. — Снова та же история? В девять утра?

— А ты что тут делаешь?

— Послушайте, я здесь живу. А сейчас иду по делам. Пухлое лицо Дарвика заколыхалось. Он засмеялся плечами и широко открытым ртом. Потом схватил Алекса за руку, чтобы не упасть.

— А я-то думал, у тебя никакой работы нет. Думал, ты из тех шалопаев, которые нигде не работают.

— Значит, ребе, вас дезинформировали. Работа у меня есть. Я держу путь в Пембертон-Хилл. У меня дело. И его надо доделать.

— Конечно, конечно, — медоточивым голосом промолвил Грин. — У всех есть дела, которые надо доделать.

— А-а-алекс? — протянул Рубинфайн, смотря на небо. — Вроде есть какой-то закон о люках на крышах авто? Я имею в виду: если мы затащим стол через заднюю дверцу, а потом поставим его ножками вверх и они будут высовываться наружу, через крышу… Как насчет правил дорожного движения? Мы ничего не нарушим?

— Рубинфайн! — Алекс даже глаза закрыл от досады. — Такие столы на таких машинах не возят.

— Осмелюсь высказать противоположное мнение… — возразил Рубинфайн.

— Надо увезти, — добавил Дарвик.

— Хорошо. Очень хорошо. — Алекс повернулся и двинулся прямо на гору мяса, какую представлял собой Грин.

— Понимаешь, — Рубинфайн наклонился над столом, — это Ребекке нужно. Она танцы устраивает, в воскресенье. Для своих… э-э… малышей. Чтобы они отдохнули, развеялись. Ей хочется, чтобы они закусывали за столом, а не сидя на полу. Ты знаешь, какая она предусмотрительная. А этот стол такой низенький, сам видишь, и их роста хватит… — Рубинфайн вздохнул.

Грин подался вперед и выдохнул:

— Прохода нет.

— Ты придешь на эти танцы? — спросил Рубинфайн.

— Не-а, — твердым голосом ответил Алекс. — Я в Америку лечу. Прошу прощения. У меня дела. — Он нырнул в сторону.

— Ребекка будет весьма разочарована. — Рубинфайн попытался схватить Алекса, но не преуспел. — Она надеялась тебя там увидеть. Правда, ребе Дарвик? Ей будет тебя не хватать.

Алекс, неожиданно для себя, расчувствовался и промолвил виноватым голосом:

— Скажите ей, что у меня есть для нее автограф. Одного жевуна. Микки Кэрролл. Вроде он был членом Гильдии лилипутов. Это ее успокоит.

— Может, успокоит. А может, и нет, — промолвил Дарвик. Он остановился на время у Рубинфайна, в шикарно обставленной гостевой комнате. Когда кто-то из гостей впервые туда попадал, то чуть в обморок не падал, а Ребекка писала от восторга. Алекс тоже там раз ночевал, когда его квартиру залили соседи. Комнатушка будьте нате — уютненькая, как норка, только размером побольше.

— Я туда непременно приду, и Джозефа с собой приведу, — сообщил Рубинфайн.

— Хоть сам приди, — вздохнул Алекс.

— Приду-приду. А вот Джозеф хочет с тобой серьезно поговорить.

— Все еще?

— Итак, — изрек Рубинфайн, — ты думаешь, этот стол не увезти?

— Не думаю, а знаю.

— Вера, Алекс! — пропыхтел Рубинфайн, наливаясь краской. — Эта притча хорошо известна моим коллегам, но, если они не возражают, я поведаю ее еще раз. Рассказал эту притчу Бахья бен Иосеф ибн Пакуда[55].

— О, не возражаем! — хихикнул Грин.

— Слушаем, — подхватил Дарвик.

— Надеясь перегородить бурную реку, — с пафосом проговорил Рубинфайн, — странник начал кидать в поток свое серебро. И все монеты утонули, осталась одна, последняя. И странник рассчитался ею с местным жителем, который перевез его через реку на лодке. Вера, говорил Бахья, подобна этой последней монете. Когда накопления всей жизни обращаются в прах…

— Она единственная поможет человеку в плавании по бурным водам жизни. — И Грин кривовато улыбнулся.

— Да, — раздраженно подтвердил Рубинфайн. — Она единственная, понимаешь? А?

— Понимаю, — согласился Алекс. — А теперь мне надо идти.

Дарвик все это время чесал подбородок. Теперь он промолвил:

— Знаете, по-моему, в этой притче речь шла вовсе не о вере. Насколько я помню, та монета, прежде всего, правильный выбор, который делает человек. Я в этом почти уверен.

— Но, с другой стороны…

— К тому же, — Дарвик потряс головой для пущей убедительности, — Бахья был одним из мистиков-сефардов — вам ведь это хорошо известно, не так ли? И как вы знаете, каббала… — Ладони Дарвика начали выразительно летать по воздуху.

Грин согласно кивнул.

— Да, отчасти, — не желал сдаваться Рубинфайн, — но я имел в виду, что это предупреждение, и не просто предупреждение… Если вы вспомните, что вчера на конференции говорил рабби Зееман…

Алекс начал энергично трясти руки всех раввинов по очереди в знак прощания.

Рубинфайн крепко сжал его ладонь в своей:

— Оставляешь нас? Решил продавать эту свою Китти, да? Джозеф вроде думает, что ты хорошую цену заломишь.

— Джозефу надо о своих делах думать, а не о моих. Я просто хочу получить подтверждение ее подлинности. Не все на этом свете продается. До свидания, ребе Рубинфайн… ребе Дарвик… ребе Грин.

— Конечно не все, — согласился Рубинфайн, когда Алекс высвободил руку. — Мы видели Эстер.

Алекс прищурился.

— О да, — подтвердил Грин. — Эта симпатичная темнокожая девушка? Она только что тут проходила. Рассказала нам о своем сердечке. Бедняжка! Так ее жалко! Все это как в кино.

Алексу захотелось проткнуть Грина обломком ручки, который лежал у него в кармане. Но сначала надо было выудить из раввина кое-какую информацию:

— Да? Ну и как она сейчас?

Раввины словно языки проглотили.

— То есть как она на ваш взгляд?

Три пары глаз продолжали сверлить Алекса.

— Как она выглядит? Хорошо?

— О! Она выглядит — она действительно выглядит, — выдохнул Дарвик.

— О да! Действительно! — пробормотал Грин.

— Да как?

Рубинфайн открыл рот, закрыл его, снова открыл и наконец произнес:

— Обольстительно!