Книга Они сражались за реальности - Игорь Подгурский

– Ролевая игра – это когда все участники принимают и исполняют определенную роль в воображаемой ситуации. Действуют соответственно своим фантазиям в рамках отведенной роли.

– О-о-о! – Красавица томно закатила глаза.– У меня много потаенных задумок.

– Каждый участник ведет себя как хочет, играя за своего персонажа. Например, тебя зовут Хозяйка. Статус соответствующий. А в игре ты будешь госпожой. Властной и доминирующей!

– Дом… домна? Сталь варить? – захлопала длинными ресницами красотка.– Не-а, я не сталевар. Не подходит!

– Лучше! Намного лучше! Закачаешься! Доминировать – значит повелевать и унижать!

– Ну-ка, ну-ка! – Она хищно подалась всем телом к Леве.– С этого места поподробнее.

– Можно и даже нужно обижать, связывать, хлестать, переодевать в девчонку…

– А березовыми розгами, вымоченными в соляном растворе, можно?! – на белых, как мрамор, щеках Хозяйки, а может, уже Госпожи, выступили красные пятна румянца.

– Можно хоть плеткой-семихвосткой! Можно в кандалы! Все можно! Имена себе новые придумайте, позвучнее.– Разошелся не на шутку Задов. Спохватившись, добавил: – Сильно не увлекайтесь. Делайте перерывы. А то до членовредительства дело может дойти.

– Подходит! – О женитьбе девушка уже не вспоминала.– Это по мне.

Не попрощавшись, она ломанулась в лес, не разбирая дороги. Из чащобы донесся срывающийся звонкий голос, затихающий в тайге: «На цепь! В железо! В девчонку-у-у!»

– Лева! Вы открылись для меня с неожиданной стороны.– Кузнецов не скрывал удивления, что было необычно. Непроницаемая маска невозмутимости давно стала единственным лицом профессионального разведчика с довоенным стажем.

– Приговорил мужика! – Ермак сплюнул под ноги одесситу.– Ты представляешь, какие тараканы у нее в голове водятся? Во-о! – Он развел руки широко в стороны, показывая размер предполагаемых насекомых.

– Лютый – это ваше роле-роликовое имя? – к Петрухе вернулся дар речи.

– Нет. Василиса меня по-другому кличет… Лютиком.– Лева, потупившись, смотрел в землю.– В отряде никому не рассказывайте. Ладно? – еле слышно попросил он.

– Смотри, доиграешься.– Ермак переложил алебарду с плеча на плечо.– Лю-у-утик!

Разведчики наискосок пересекли поляну и скрылась в лесу. На камне сидела, провожая их взглядом, большая изумрудная ящерица с оторванным хвостом, больше похожая на малолетнего варана. В темных глазах-бусинках плясали веселые искорки.

Далеко путешественники не ушли. Выдерживая направление по стрелке компаса, группа уткнулась в стену бурелома. Поваленные деревья лежали сплошной стеной, ощетинившись обломками острых, как пики, сучьев.

Кузнецов сдвинул фуражку на затылок. Он задрал голову, рассматривая верхний край возникшей перед ними естественной преграды… Или засады? Очень грамотно повалены деревья, но переплетены силой нечеловеческой.

– Пойдем в обход? – подал голос Петруха.

– Уже пришли! – раздался бас.– Стоять, зорька!

Бурелом напротив них вспух бугром хвороста. Сучья зашевелись и раздвинулись в стороны. На свет божий вылезли три угрюмых мужика на одно лицо. Они представляли собой диковатое зрелище. Длинные спутанные волосы спадали на плечи. Лица заросли бородами до самых глаз. Из волос торчали засохшие травинки, сучки и клочья сухого мха. Одеты они были в кафтаны, латаные-перелатаные. Дыры зашиты неровными мужскими стежками. С первого взгляда было ясно: незнакомцы давно привыкли обходиться без женского пригляда. Дремучий таежный люд.

Мужики сжимали в узловатых руках корявые, под стать их владельцам, дубины. Концы дубин щетинились ржавыми гвоздями. Явно военно-инженерная мысль давно не посещала эти глухие места. Смотрелись мужички не лихими разбойниками, а бомжами, заблудившимися в лесу. Один флегматично жевал кисть кислой рябины. Лицо перекашивало судорогой так, что глаза съезжались к переносице. Но мужик продолжал упрямо двигать челюстями и громко чавкать. Видать, оголодал в лесу.

Тот, что постарше, шагнул вперед и повторил:

– Приехали, говорю! – и обернулся назад, проверяя, на месте ли подельники. Группа поддержки хранила молчание.

Разведчики скептически рассматривали троицу. Они привыкли к достойным противникам. Незнакомцы своим внешним видом вызывали не страх, а скорее жалость пополам с брезгливостью.

– Эва, убогие! Как вас звать-величать? – насмешливо спросил Задов.– Учтите, я сегодня милостыню не подаю.

– Ишь ты, какие любопытные попались,– удивился главарь. На «убогих» он не обиделся, пропустив обидный эпитет мимо ушей. Видать, так их называли не в первый раз, а может, главарь был согласен с таким обращением.– Зачем вам знать? Порчу навести удумали, ироды?

– Не-а! Мы не колдуны. Вы, товарищи, совсем здесь одичали,– встрял стажер.

Ермак снял с плеча алебарду и тихо, спокойно пояснил:

– Когда вас похороним, надо что-то на могилках написать. Типа «лежит раб Божий Пупкин»! Чтоб все по-людски, чин-чином.

– А-а-а! – Главный оперся на дубину, степенно оправил бороду и представился: – Наф Фаня! – потом ткнул рукой по очереди в остальных.– Средний брательник Нуф Фаня и наш младшенький Ниф Фаня.

– Братья! – удивился Ермак и спросил: – Хунхузы? Больно имена у вас чудные.

– Когда маманя нам метрики выправляла, писарь пьяный был. Мы привыкли.

– Путники, кого хоронить-то собрались? – полюбопытствовал средненький. Он доел рябину и теперь вытирал пятерню о волосы. Даже в лесу надо соблюдать гигиену.

Ответить ему не успели. По тайге пошел гул. Сквозь деревья ломился кто-то огромный и сильный, только треск стоял. Невидимый нарушитель тишины приближался. Петруха снял автомат с предохранителя и спрятался за спину Кузнецова. Николай отточенным движением расстегнул кобуру. Ермак поплевал на ладони и половчее перехватил алебарду. Задов сжал в правой руке никелированный дамский браунинг, в левой – последнюю гранату. Треск приближался. Уже слышно было тяжелое дыхание, а временами – рычание с подвыванием. Братья-разбойники пятились к деревьям. Кого собирались хоронить, было уже неинтересно.

Из кустов вывалился детина ростом с каланчу, косая сажень в плечах. Светлые волосы перехвачены на голове тонким кожаным ремешком, на ногах новые лапти из свежего лыка. Одет он был в зеленый сарафан. Женское платье было явно с чужого плеча: подол даже не доставал до коленей волосатых ног. Рукава топорщились, не прикрывая предплечий. На лодыжках и запястьях гремели остатки порванных цепей. На шее переливалось всеми цветами радуги ожерелье из крупных самоцветов. В кулаках Данило-мастер сжимал зубило и внушительных размеров молот, более годный кузнецу, чем камнерезу. На оголенных руках вспухли свежие красные полосы от ударов розгой или плеткой. Свежие следы на глазах багровели, отдавая в синеву. Значит, били недавно. Только что. На щеке подсыхали царапины от когтей ли, ногтей – не разобрать. Видно было, что досталось от души.