Книга Мутабор - Ильдар Абузяров

Я вновь и вновь хватал телефон и набирал ее номер. Тщетно. Длинные гудки, как азбука Морзе из трех букв.

Глава 4

Превращения

1

Выходил Омар из полного бесчувствия и сумерек помертвевшего сознания в порядке, обратном тому, в котором он лишался связи с миром.

Сначала он услышал крики; хозяева лавочек зазывали мусорщиков. Затем почувствовал боль ссадин и синяков по всему телу. Дальше – боль в суставах и мышцах. И уже позже в нем появились злоба и страх. Открыв глаза, Омар понял, что лежит в собственной блевотине. А где-то поверх скатов крыш, на фоне чистого неба, торчали шпили белоснежных вершин.

«Вот бы сейчас спрятаться в лощине, чтобы солнечные осколки не посекли. Выбраться туда, где отвесные скалы отбрасывают большую тень, где хвойные леса не дают плавиться снегу, – мечтал Омар о прохладе и свежем воздухе. – Говорят, в предгорьях и дышится легче, и климат мягче. А главное, там есть дающие силу родники чистейшей воды».

Силы Омару были просто необходимы. Он и правда чуть было не сдох от жары, но самое ужасное, что после того, как эта жара набросилась на него исподтишка и сбила с ног, пощады от нее не было нигде. Духота даже в тени пыталась достать и добить подранка Чилима. Он уже осознал, что с ним случилось, и сожалел, что вовремя не сделал хотя бы один спасительный глоток. После теплового удара четвертой степени сорок процентов людей погибают, двадцать впадают в кому, двадцать лишаются памяти или рассудка, и только каждый пятый остается нормальным человеком.

Остался ли он в своем уме, не лишился ли он памяти – вот что волновало Омара в первую очередь. Закрыв глаза, Чилим пытался разобраться, что с ним случилось за десять минут до солнечного удара, но ничего припомнить не мог. Зато перед глазами опять всплыл крикливый яркий какаду, и к горлу подступила тошнота. Все казалось мелким, кричащим и бессмысленным.

– Твоя невеста Гюляр, – горланил какаду, делая усилие на р-р-р, – совсем обо мне не заботится. Если так продолжится и дальше, я сдохну!!!

Кто такая Гюляр? Он вспомнил, что, когда находился в коме, над его телом собрался консилиум обезьян в белых халатах и с врачебными зеркальцами на ободках. Они поднимали руки Омару, щупали пульс и заглядывали в зрачки, попутно пуская солнечных зайчиков.

– Коллеги, – говорила самая старая обезьяна, – мы собрались, чтобы прочитать историю болезни этого больного со дня его рождения, и скажу вам: если он не сдохнет, то ему крупно повезет. Иначе ему прямая дорога в ад!

– Посмотрите на это полуживотное-полурастение. – Другая обезьяна в очках подняла безвольную руку Омара и тут же отпустила. – И кто теперь скажет, что эта падаль – тот иностранец, который послан Буль-Буль Вали, чтобы спасти страну от упадка?

«Какаду – отображение моих мыслей, ведь рыбы тухнут под солнцем, а действия обезьян – пародия на мое тело. На мои бессмысленные и трусливые поступки».

2

Кто он? Человек? Животное? Растение? Часть стены? Камень или орнамент? Что он делает в этом незнакомом месте? Какова его миссия? Что он вообще забыл на земле?

Дикость, хаос, мусор, крики – таким предстал Кашевар перед глазами Омара. Калеки и прокаженные хватают всех подряд за руки, полицейские и чиновники норовят обворовать и облапошить. Потоки грязи наступают на тебя со всех сторон. И в этих потоках хаоса, словно в грязевой сели, крутятся, пытаясь выжить, мелкие сошки-людишки. Они готовят еду в подворотнях, спят и едят на мостовых. Здесь же занимаются торговлей и своим ремеслом. Это месиво движется, дышит и живет, как, впрочем, и умирает, по своим законам – как одно гигантское аморфное тело, пестрая и остро пахнущая биомасса. И только машины, рикши и моторикши призваны вывести и спасти, хотя создают еще больший хаос. Гудят, бибикают, орут!

По шагам восстанавливая память, Омар вспоминал, что перед тем, как он отправился в Кашевар, один человек в бирюзовом халате положил перед ним лист белой бумаги. Кажется, это был замдиректора фонда, а на бумаге был написан небольшой текст.

– Это твоя новая биография, – сказал человек в халате, – выучи ее так, чтобы, разбуженный посреди ночи, ты мог повторить все без запинки. А свою старую биографию вычеркни из головы.

И он начал читать текст, где у его родителей, как и у родины, появились новые имена. Отныне его самого звали Омар Чилим, а его невесту величали Гюляр.

– Да, – подтвердил доктор, когда Омар поднял удивленный взгляд, – отныне ты – сын кашеварцев, переехавших когда-то в Москву на олимпийскую стройку, ты этнический кашеварец российского происхождения, потому что у России хорошие отношения с Кашеваром и нет визового режима. Выучи все хорошенько, и бла-бла-бла.

Неужели хаос Кашевара есть его судьба?

3

Кроме того листа бумаги он пока ничего не помнил! Он даже настоящее имя своей возлюбленной забыл. Единственное, что он знал наверняка, – с новым именем он должен стать шпионом и выполнить некое задание. А еще ему теперь придется постоянно убегать и прятаться.

Но что значит быть шпионом в Кашеваре? Не зоопарк же, в самом деле, его послали фотографировать? И какое задание он должен выполнить? Может, он должен собрать сведения о военных, которых накануне выборов нагнали в Кашевар, и выяснить место их дислокации?

«Если ты лицемер, живущий двойной жизнью, – пытался разобраться Омар, – значит, есть еще кто-то, кроме тебя нынешнего». Но как Омар ни пытался вглядываться в глубь себя, он ничего там не видел. Не видел даже своей подлинной личности. Все мысли и все слова, которые он знал, были чужими мыслями и словами. Он лишь повторял их, как попугай, а все действия, которые он выполнял в последние дни, были, как у обезьян, запрограммированы простейшими животными инстинктами.

«Неужели там никого нет? – испугался Омар. – Или моя личность сейчас находится в другом месте? По-прежнему живет в квартире в Петербурге и встречается с моей настоящей невестой?»

Он пытался представить его настоящую квартиру, но в голову ничего не лезло.

– Неверие – корень лицемерия, – повторял он кашеварскую аксиому. – Лицемерие порождает трусость, трусость – слабость, слабость – лень, лень – похоть, похоть – зависть, зависть – злость, злость – неверие, неверие – лицемерие. Все, круг замкнулся. И полностью опущенный человек идет ко дну.

«Но откуда в нас тогда берутся духовные потребности? – уцепился Омар за спасительную мысль. – Редко, но возникают. Чтобы возникали чаще, нужно заниматься нравственным самосовершенствованием и избавляться от животной запрограммированности. Нужно учиться контролировать свои эмоции и поступки».

4

Немного придя в себя, Омар пополз, словно змея, чтобы поскорее скрыться с места побоев и ускользнуть от содержимого собственного желудка – блевотины, что переливалась и блестела в лучах закатного солнца, словно только что сброшенная шкура. Ему не было стыдно лишь потому (это Омар выяснил на собственной коже), что змея не замечает, насколько она кривая. Через пару десятков метров Чилим встал на четвереньки и попытался двинуться вперед. После солнечного удара Омар никак не мог вспомнить, где его дом и куда ему надо ползти. Он карабкался на карачках из принципа, что движение есть жизнь. А жить хотелось очень.