Книга Иллюзия отражения - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто отдал приказ Хусаинову? Людмила? Почему нет? Если мои изыскания грозят поставить на ее карьере, бизнесе, а может, и на самой ее жизни жирный крест – почему нет? Если она твердо уверена, что я знаю некую тайну... Возможно, я даже проговорил это вслух во время нашего мирного чаепития?..
Но – что же это? Что?! Какого «слона» я упустил, пока ловил «мух»?
А могли апартаменты Кузнецовой-Карлсон прослушиваться? Естественно. Если ее «беспокойное хозяйство» не только и не просто бизнес, то – обязательно! И кто-то решил меня валить! Валить быстро, незамедлительно, выслав вслед за мной сомнительного батыра Хусаинова, чтобы я не успел переболтать ни с одним сведущим человеком... Сведущим? Перспективная мысль! Возможно, сама Людмила или те, кто прослушивал наш разговор, догадались, что я не з а м е т и л важности какого-то факта или рассуждения.
Так о чем мы говорили с Кузнецовой? О бароне Алене Дангларе. Может, он и есть – «искомое»? Старая добрая английская пословица гласит: «Если птица выглядит, как утка, крякает, как утка, и ходит, как утка, значит – она утка!» И что из того? Заявиться к барону Данглару, обвинить во всех грехах и вызвать на дуэль? Глупо. Он меня тут же классифицирует, как Голиафа, и застрелит, как ту самую утку. К тому же я ни разу не слышал, чтобы барон Данглар крякал. Значит, повременим с выводами.
Самое печальное в том, что все происходящее сейчас на Саратоне – начало какой-то крупной акции. Массовый шантаж мировой промышленной, политической, финансовой элиты? Теоретически – возможно. А вот кто и что готов предпринять практически? Этого я не знаю.
Зачем мне нужно разгадывать этот жутковатый ребус? Честно? Я и не набивался. Просто мои милые соотечественники, они же коллеги, просмотрев картинку куда как раньше меня, – я тут под солнышком нежился, а люди работали, – решили выставить меня разменной жертвенной пешкой, что и успешно осуществили. Самое противное, что основной движущей силой «больших мужчин», подставивших меня в гиблую комбинацию, руководило чувство, старое как мир: боязнь потерять шитые погоны и золотые эполеты к ним. Такая уж генеральская доля. Впрочем, оперативная комбинация была проведена с блеском.
Выбора мне не оставили. А если – философски? Может, это я сам не оставил себе выбора – всей моей прошлой жизнью? И тем, что в одинокой гордыне презрел законы общества «успешных людей» – или сам топчи окружающих, или пристань к стае сильных, чтобы тебе упал кусок с пиршественного стола!
Все. Философий хватит. Думай конкретно и по делу.
Что более всего диссонирует во всей картинке? Напавшие на меня «лица псевдоарабской национальности». Если хотели валить вглухую, зачем ребят из Южной Азии обрядили в маскарадные костюмы палестинских шахидов? Или – после моей кончины и их смерть была запланирована? Кем? Вопрос вопросов.
А что нашли бы дознаватели? Труп русского и двух арабов. Кому нужна такая нарочитая сцена, кроме телевидения? Профессионалы быстро все поймут, но следствие – дело длительное и келейное, а телекартинка даже без комментариев – вещь скорая и убойная. А с комментариями – и подавно. Может быть, я не о том спрашивал Дашу Бартеневу? Специального корреспондента «World News»?
Я так резко ударил по тормозам, что велосипед занесло на перекрестке. Вот незадача: с одной стороны, стремление к любому действию всегда хорошо, ибо действие не только рассеивает беспокойство, но рано или поздно приводит к результату. Вот только действие без направления, без вектора, без идеи – это суета. Я – суечусь? Если честно, да. Почему? Потому что боюсь. Только и всего. Мне жизненно важно размотать клубок раньше, чем меня грохнут. Вот только облегчать задачу я никому не собираюсь, это во-первых. А во-вторых, как показывает опыт, жизнь такова, что обстоятельства в ней меняются стремительно. И не всегда фатально. Чаще – наоборот. Иначе земля бы обезлюдела.
А куда все-таки двигаться теперь? Разворачиваться и гнать в отель «Саратона»? Звонить Людмиле Кузнецовой? Барону Данглару? Да что мне дался этот Данглар, право слово?!
Еще одно имя поминалось в недавнем разговоре. Имя леди Элен Аленборо, родной тетушки покойного Сен-Клера-младшего. Действуй. Действие тем и отличается от суеты, что приводит к результату. Рано или поздно. Вот только поздно – мне не нужно. Любой успех – это когда ты успел.
Мне следовало торопиться. Если не достанут неизвестные недруги этой ночью, то уж барон Данглар непременно закатает в каталажку – до выяснения. Информаторов у него как блох у барбоски, так что весть о моем посещении заведения мадам Карлсон поступит к префекту ранним утречком.
К поместью герцогини Аленборо я подобрался ночным вором на роскошном новехоньком «ситроене». Велосипед, сложенный вдвое, уложил в багажник. Автомобиль я не угонял даже, просто позаимствовал: местные жители довольно беспечны в хранении собственных транспортных средств: даже дверцы не запирают. И причина ясна: куда можно угнать машину с острова? А хулиганы здесь давно перевелись. Уверен, «ситроена» до утра не хватятся вовсе. А если и хватятся, то сначала вежливо опросят соседей: не решил ли кто из их недорослей покататься с подружкой по побережью?.. А к этому времени машину я верну. Оставлю в квартале от места «угона», только и всего.
Да что люди, здесь даже кошки не царапаются и собаки не лают, а лишь приветливо помахивают хвостиками; кстати, невзирая на породу, хвостики псинкам законадательно запрещено обрубать, дабы не травмировать психику в щенячьем возрасте. Вот такая это страна!
Особняк был окружен литой фигурной оградой; перед домом – лужайка, за домом – бассейн. Лужайка подсвечена, как и сам двухэтажный особняк под черепичной крышей; дом ухожен и увит плющом. И у меня тут же зашевелились мыслишки о старушонке в чепце и салопе, у которой я, словно бедный Германн, буду выпытывать тайну трех карт. Как у классика? «Его состояние не позволяло ему рисковать необходимым в надежде приобрести излишнее, – а между тем он целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры». Сколько людей существуют так, думая, что живут?!
Ограду я перемахнул легко, прошел по дорожке и позвонил. Через минуту дверь распахнулась; на пороге оказался пожилой господин в несколько старомодном костюме. Он посмотрел на меня с холодной невозмутимостью:
– Мистер?..
Ну да, мистер, а не сэр. Сэры не шляются по ночам в кроссовках и джинсовых комбинезонах.
– Дронов. Я по поводу гибели Эдгара Сен-Клера.
– Вы из полиции?
– Я хороший знакомый Алена Данглара.
Выходило, что я сказал чистую правду. Плохими знакомыми мы с бароном стать пока не успели.
Привратник понимающе кивнул:
– Я справлюсь, сможет ли герцогиня вас принять. Соблаговолите подождать.
Он появился через минуту, поклонился:
– Вас ожидают в малой гостиной. Я провожу.
Герцогиня Элен Аленборо была вовсе не похожа на старуху, хотя лет ей было за восемьдесят, это точно. Мои хрестоматийные представления о престарелых аристократках, навеянные как отечественной беллетристикой девятнадцатого века, так и современным американским кинематографом, были посрамлены. Старушка герцогиня оказалась живой, загорелой, с веселой стрижкой коротких густых волос, абсолютно седых и немного подкрашенных в тон; никакой чопорности в ней не чувствовалось, глаза были яркими, а морщинки – добрыми. И только запавшие темные круги под глазами да скорбная складка губ говорили о том, что горе ее было неподдельным, хотя и тщательно скрываемым.