Книга Иллюзия отражения - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты тоже научилась?
– Плевать?
– Да.
– Честно? Тоже.
– А почему сидишь здесь со мной?
– Дронов, ты – как солнышко. Или как воскресенье. С тобой можно отдыхать душой.
– Может, я придурок?
– Для кого-то – наверное. Но не для меня. Ты умный, очень непростой, порою печальный, но все это... Вот пытаюсь я сформулировать и – не могу. Таких, как ты, не хватает всем.
– Столько узнаешь о себе за один вечер...
– Это чистая правда.
– Возгоржусь.
– Не-а. Ты сам не замечаешь свою искренность. Потому что ты такой. А мир вокруг – театр. Кукольный. И живых здесь немного.
– Но мы – живые.
– Пока.
– А потом?
– Как Бог даст. Выпью-ка я водки. Будешь, Олег?
– Нет.
– Как знаешь. – Людмилка налила себе по-русски, на три четверти стакана, выпила мелкими глотками, словно лекарство, поморщилась, раскусила дольку лимона, присыпанную сахарной пудрой, напела вполголоса: – «Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами... А в конце дороги той...» Во что ты пытаешься вломиться, Дронов? Даже для меня, глупой девушки, ясно: меньше знаешь – легче спишь. И – дольше живешь.
– Меня уже вломили. Так что выбирать не приходится. Кстати, о Сен-Клере...
– Что – Сен-Клер?
– Он знал слишком много?
– О чем?
– Например, о твоем заведении. Или о его постановочной части. Кем хотел стать он? Инквизитором? Поэтом? Или – Повелителем Штормов?
– Пошел ты!
– Но в гостях он часто бывал?
– Все бывают. Ты вот тоже сидишь, чаек попиваешь. Я тебе уже сказала, Дрон: о клиентах – никакой информации.
– Личной.
– А общественную ты из газет узнавай. Светская хроника называется.
– Людмилка...
– Что – Людмилка? С гибелью Сен-Клера мир не закончился и свет не померк. И ничего я тебе ни о ком не скажу.
– Ты сама выдумываешь свои шоу для клиентов? Или есть сорежиссеры? Сценаристы? Постановщики трюков?
– Слушай, Дронов, мой бизнес тебя не касается, понял! Если не желаешь мирно чаек пьянствовать, вали туда, откуда пришел! Тоже, Пал Палыч Знаменский! Железный Феликс, елы-палы! Холодные мысли, горячие уши, прозрачные слезы!
– Ты чего разошлась, Люська?
– Да ведешь себя, как...
– Извини. У меня было трудное детство, ты же знаешь.
– Угу. И со скользкого подоконника ты не раз навернулся.
– Где он жил?
– Кто?
– Сен-Клер. Он ведь не останавливался в гостинице.
– Как где? У тетки. Это все знают.
– У какой тетки?
– Ее зовут Элен Аленборо. Герцогиня.
– Англичанка?
– Да. Сестра матери покойного Эдгара. Она живет на Саратоне уже лет двадцать.
– Одна?
– Одна. Если не считать прислуги: какая-то престарелая чета Джонсов.
– Почему Сен-Клер останавливался у нее?
– Любил. Его мать умерла, когда Эдгару было семь или восемь лет.
– Сен-Клер-старший занимался сыном?
– Сен-Клер-старший способен заниматься только деньгами. Младший воспитывался в частных школах Англии. А свободное время проводил у тети Элен. Она старая дева. Относилась к мальчишке как к сыну.
– Где находится дом леди Аленборо?
– У нее свое поместье. На южной окраине острова.
– Тогда... Как Сен-Клер попал прошлой ночью на пляж отеля «Саратона»?
– Кто его знает. Мальчик он был взрослый.
– И девочка...
– Кто?
– Девочка. Алина Арбаева.
– При чем здесь Арбаева? Она сутки назад на Саратону приехала. Впервые. И о нашем веселом месте ничего не знала.
– Ой ли?
– Опять начинаешь?
– Я не о том, Люська. Ведь ты не одна в этом многоярусном театрике... Нельзя объять необъятное. А что, «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет...».
– Тогда – это плохо. Тогда я чего-то не знаю в своем хозяйстве, так? – помрачнела Кузнецова. – Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
– Болтаю. Язык-то без костей.
– А видок у тебя невеселый.
– Алина и Эдгар. Звучит как название античной трагедии.
– О чем ты думаешь сейчас, Дронов?
– О том, кто будет следующим.
Сказать, что я покинул «обитель порока» с легким сердцем – ложь. Простая мысль – «кто будет следующим?» – лишала покоя напрочь.
Я спустился по той же дубовой лесенке, привратник Хосе открыл дверь, и я вышел в проулок и зашагал вниз по пустынной улочке, велосипед покатил рядом. Прошел до перекрестка, остановился, вытянул сигареты, чиркнул колесиком зажигалки, чуть нагнул голову, чтобы прикурить, и – словно тонная тяжесть обрушилась мне на плечи, а горло захлестнула удавка.
Одним движением я выхватил из накладного кармана комбинезона отвертку, подогнул ноги и ударил. Остро отточенное жало вошло легко, как в масло; я ударил снова, выше; послышался вскрик, хватка чуть ослабла, а я, упав на колени, швырнул нападавшего через спину.
Тяжелое, рыхлое тело грузно ухнуло на брусчатку; послышался противный хруст, и я понял, что перестарался: нападавший ударился затылком о кромку тротуара: по ногам его прошла судорога, и он замер. Полное смуглое лицо со щеточкой усов... Это был Хосе. Хусейн Хусаинов из Алма-Аты. Привратник «Веселого домика» мадам Карлсон. Он был жив, но в затылке точно трещина, а то и хребет поврежден. В себя придет не скоро. Но ни жалости, ни сочувствия к привратнику я не испытывал никакого: меня спасло чудо: удавка частью захватила подбородок, и только это не позволило Хусаинову меня придушить в семь секунд.
Тискать номер мобильного, вырывать барона Данглара из сладкого сна или отвлекать от любовных игрищ с одной из жриц любви и неги мне показалось нетактичным. Отвертку, спасшую мне жизнь, я выбросил, предварительно стерев свои отпечатки. Оседлал велосипед и рванул по улочке вниз – от греха. И никакие угрызения совести не терзали: пусть карету «Скорой» вызывают те, кто его на дело посылал! Что они скажут – мне тоже до луны: несчастный случай. Бывает. Когда выходишь на «тропу грома», будь готов к тому, что молния поразит именно тебя.
«Кто будет следующим?» Кто-то решил, что следующим буду я. Почему? Потому что заметил что-то. Те, кто в этом уверен, не подозревают о том, что по своей невнимательности или тупости я э т о г о не заметил.
