Книга Необитаемое сердце Северины - Нина Васина

– Но если бы я задался такой целью, то пошел бы по пути неправильной настройки фазы... при запуске. Или занялся программным обеспечением. Это проще – сменить кое-что в программе... Для этого, правда, нужно работать на коллайдере. Кстати! Мой знакомый со студенческих лет, ты его видела... физик с большими перспективами... как раз занимается... Северина?.. Ты где? – Евсюков остановился в старом здании и огляделся.

Девочка вышла из темноты перехода и посмотрела на арочное окно церкви, поймав свет лицом. И Евсюков от такого зрелища впервые за время своей причастности к Богу неосмысленно перекрестился – рука сама все сделала.

* * *

Не в силах отделаться от странного ощущения тревоги после ухода девочки, Евсюков в середине лета решил съездить верхом в Полутьму. Немолодой жеребец Рыжик с неспешной покорностью повез его на себе лесом. На подъемах батюшка слезал на землю для облегчения скотинки и шел рядом, глубоко вдыхая терпкие запахи земли.

Выйдя по лесной просеке к Полутьме, на окраине деревни он встретил женщину с двумя маленькими детьми и собачонкой комнатной породы. Женщина сказала, что ее вывезли с внуками на лето, что она родственница покойной Марии Кукушкиной. Арину Петрову, которую все зовут Армией, она знает, но давно не видела, говорят, та в городе работает, то ли истопником при интернате, то ли завхозом. А Любава, дочка покойной Елены Каримовны, приезжала в апреле, они виделись.

К ним подошли еще две женщины лет пятидесяти, они приветливо поздоровались с батюшкой. Евсюков узнал, что Немец так и живет бобылем, а бывший председатель Бугаев зимой помер. Перед смертью «вызвал не вас, как полагается», а девчонку из интерната, дочку гулящей Варвары, ее Армия доставила.

Между женщинами завязался небольшой спор, стоит ли плохо отзываться о Варваре – известной акушерке, которая много добра людям сделала.

– А что Бугаев хотел от Северины?.. – успел внедриться в спор батюшка.

– Да кто знает, – заметила одна из женщин. – Он дочку Варвары никогда особо не привечал, а тут...

– Армия знает, – вступила другая женщина. – Она мне говорила, что Бугаев рассказал девочке о крестных. Северина не совсем сирота, крестные у нее есть то ли из Москвы, то ли из Ленинграда. И молодец, что побеспокоился. Может, девчонке и повезет – признают ее крестные, устроиться помогут. А то ведь сопьется она тут с Любавой.

Женщины попросили батюшку благословить детей. Евсюков положил ладони на головки двоих, что стояли рядом. Потом подождал, пока приведут еще двоих, постарше. А на лошади покататься не разрешил.

* * *

Через неделю он поехал на телеге с Михалычем на станцию. Оттуда – до Сурков – на автобусе. В паспортном столе милиции ему дали адрес Любавы Полутьмы, а где расположен интернат, он и так знал – пару раз привозил туда книжки. Евсюков решил начать с Любавы. Интернат никуда не денется. Напоследок внимательно окинул взглядом паспортистку – женщину лет тридцати, которая отличалась от посетителей и стражей правопорядка веселым открытым взглядом счастливого человека.

Любава минут пять пыталась понять, чего от нее хочет незнакомый мужик с бородой. Она стояла в проеме двери двухкомнатной хрущевки в ночной рубашке и неудержимо зевала, закрыв собой проход. Евсюков, отворачивая лицо от запаха перегара, пожалел, что не в рясе.

– Вы это... – приняла решение Любава, – вы подождите во дворике на скамейке. Мне неудобно вас приглашать в квартиру – не убрано. Я выйду, только оденусь.

Она оделась, причесалась и даже почистила зубы. Евсюков внимательно присмотрелся к присевшей рядом женщине. Если после запоя, с седыми прядями в волосах она так хороша собой, то как же эта женщина выглядела в молодости?.. Почему не устроила свою судьбу с такой внешностью? Любава заметила взгляды батюшки и грустно усмехнулась, подгадав его мысли:

– Мать замуж вышла, когда мне было пятнадцать. А я по натуре разрушительница. Уложила в постель сводного брата. А потом оказалось, что он в мачеху влюблен... В общем, и себе и ей жизнь поломала. Вы что про Севку хотите узнать?

– Это вы отдали девочку в интернат?

– А куда мне было ее девать? В Полутьме остались три с половиной старухи, зимой там все от мира отрезаны. Ребенку восемь лет было! – Любава повысила голос, заводясь.

– Я же без упрека, – тихо заметил Евсюков.

– Севка нигде не пропадет, – сбавила тон Любава. – Она так людьми умеет вертеть, куда там экстрасенсам всяким! Не поверите, я иногда с ней вроде в другом месте оказываюсь, и такое привидится... Совсем другая жизнь, понимаете? Рассказать невозможно. Никому... – женщина застыла с остановившимся взглядом. – Мне все кажется, что я мать свою, Елку... – она замолчала.

Батюшка выждал пару минут и тронул ее за руку.

– А кто жил в Полутьме постоянно, когда мать Северины умерла?

– Кикиморы – сестры-близнецы, они внука потеряли, его волки съели... – тихо сказала Любава, еще в оцепенении. – Обе были не в себе, из дома почти не выходили. Летом, правда, когда Севка приезжала в деревню, конфетами ее закармливали. Кто еще?.. Кукушкина Мария, мы ее между собой восставшей из гроба невестой звали, умерла позже всех. А этой зимой Солодухина Катерина замерзла. Упала у колодца и не смогла доползти до дома, ноги болели. Кому было оставлять Севку? Арина, вояка наша, тоже большую часть времени тут живет, в городе. Работать-то надо, пока берут. Бугаев мне доверия не внушал, он за копейку мог удавиться. А Немец Севку боится как чумы. Этой зимой чуть не утопил ее в проруби, можете представить? Закинул, а потом, правда, сам и вытащил. А вы говорите – интернат... Ну что, – Любава встала, – пойду я уже? Чаю выпить не приглашаю. Чего доброго, в постель уложу. Очень уж вы на меня жалостливо смотрите.

* * *

– Северина была выдумщица, каких поискать! – с радостью отвечала на вопросы директор интерната – цветущая женщина лет сорока с натруженными мозолистыми руками. – Ну такое иногда удумает, не поверите! И ведь, если решила сбежать – обязательно сбежит! Ее и так было обычно не видно и не слышно, все время искать приходилось, а уж если захотела сбежать... Училась так себе. Хорошо, хоть читать и писать умела, когда к нам пришла. Поначалу учиться хотела, подтянулась за год до второго класса, а потом вместо нужных учебников брала совсем другие. Биологию, например, или физику, и сидела над ними, а по предметам из программы больше троек не имела. И сбегала всегда в деревню. Когда вернут обратно, она и давай рассказывать всякие небылицы. И корова у нее отелилась, и старух она вылечила... Мне сильно надоело милицию вызывать да выговоры получать за ее побеги, решила по-хорошему договориться. Договорились! С двенадцати лет она мне говорит, когда ей в деревню приспичит, а я с нею нашу Армию отпускаю, вот всем и хорошо, всем спокойно...

– Простите, сколько вам лет? – прервал Евсюков бурный поток слов.

Директор на секунду уронила улыбку с лица, потом многозначительно сказала:

– Батюшка как врач, да? Мне шестьдесят два.