Книга Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

— Я подумал, что мы в последние дни слишком много времени тратили на приготовление пищи, на обеды, ужины и прочее. Наверное, настала пора отказаться от самодеятельности. Давай поужинаем где-нибудь, чтоб было вкусно, а потом…

— Ты прямо на глазах умнеешь, Сереженька. Не только согласна, но и сама хотела предложить. Это значит, что мы даже думать начинаем одинаково. К чему бы это? — И она, резко тряхнув своими действительно отливающими перламутровым блеском длинными волосами, разбросанными по воротнику шубки, загадочно уставилась на него большими, в очках, и темными, загадочными глазами…

— А к тому, что сгинул казак, утонул в очах девичьих… Слышал я когда-то такую песню…

Глава четвертая ПЕРВЫЙ ПРОРЫВ

1

В жилищно-эксплуатационной конторе кооператива «Стрела» поднялась легкая паника, когда утром в нее явились сразу два генерала — милицейский и прокурорский — и категорическим тоном потребовали, минуя небольшие очереди, чтобы ответственные лица немедленно проследовали за ними в квартиру Леонида Морозова, где будет произведен повторный обыск. А из всех «ответственных» на месте оказалась одна бухгалтерша, выдававшая квитанции для оплаты коммунальных услуг и принимавшая всевозможные платежи, в том числе ежемесячные взносы от владельцев автомашин, размещенных на огороженной стоянке. И звали ее красиво и даже изысканно: Элеонора Израилевна Масловская. «Пока произнесешь, — негромко заметил Грязнов Турецкому, — можно успеть и хорошо выпить, и ответственно закусить». Но так как хлопот у нее было действительно много, она упросила ее не беспокоить сегодня. Народ подходит, пользуясь тем, что дни нерабочие, а иначе потом придется за всеми самой бегать. Заботы ее были понятны, но дело — делом.

— Кстати, — поинтересовался Турецкий, — а как у Морозова обстояли проблемы с оплатой жилья и прочего? Он не ходил в должниках?

— Ну что вы! — всплеснула руками эмоциональная Элеонора Израилевна — женщина излишне полная, но подвижная, — он даже по отдельным услугам вперед оплачивал. Не то что другие. И за стоянку — за полгода вперед, и за кладовую — тоже.

Турецкий обернулся к Климову, тоже находившемуся «при параде», в мундире подполковника юстиции, и посмотрел вопросительно: ни о какой кладовой в отчетах о производстве обыска в квартире речи и близко не шло. Сергей тоже вопросительно взглянул на него, потом перевел взгляд на Масловскую:

— Простите, а что это за кладовая? Первый обыск производился в квартире под моим руководством.

— Ах, вы, значит, не в курсе? — похоже, обрадовалась Масловская возможности продлить приятную беседу с такими симпатичными молодыми генералами. Кажется, она и парочку звезд на погоне Климова тоже приняла за генеральские. — Так это у нас практикуется. Понимаете, еще при строительстве кооператива было предложено подвальную часть помещения, обычно пустующую и потому привлекающую к себе внимание всякого постороннего населения, неприкаянной молодежи, бомжей и другой неприятной публики, отвести под персональные кладовые комнатки — для жильцов дома. Там они могут хранить какие-то припасы — картофель, овощи, велосипеды, старые предметы, которые жалко выбрасывать, но могли бы пригодиться летом на даче, и прочее. Этих кладовых, конечно, немного, на всех не хватило, да и… стоят они недешево, их могли оформить на себя более-менее состоятельные жильцы. Некоторые снимали на двоих-троих соседей — по-разному. Но у Морозова была своя, персональная. Что он там хранит, я не интересовалась, но оплачивал он также вперед. Сейчас я вам скажу, по какой месяц включительно…

И Масловская начала шустро перебирать папки, а затем и листать ведомости. Но ее остановил Климов:

— Не торопитесь, Элеонора Израилевна, эти ваши документы, вероятно, потребуются новым владельцам квартиры покойного. Наверное, это будут его родители, если не отыщутся иные претенденты. Вы скажите нам, где она находится и есть ли у вас ключи от нее. Суть в том, что при самом Морозове мы ключей никаких не обнаружили и дверь вскрывали с помощью слесаря и под надзором милиции. У вас в конторе первого января, естественно, никого не было, это понятно. Но сейчас-то уже нету этих трудностей, мы правильно вас понимаем?

— Так мы поэтому и устроили для себя скользящий график ради жильцов, пока они все дома. А потом не только не отыщешь некоторых, но даже не дозвонишься, чтоб не задерживали с оплатой. Понимаете?..

В общем, с бухгалтершей вопрос был ясен, она прочно сидела на своем коньке. И у нее в делах был порядок. Потому что не прошло и получаса, как она откуда-то принесла связку ключей и, выделив один, с пластмассовой биркой «72», сняла со связки и передала… Грязнову, как самому старшему среди присутствующих. Кроме того, он молчал с важным видом и был одет в милицейскую генеральскую форму, а она была привычнее ее глазу.

— Только вы, пожалуйста, верните, а то потом придется еще замок менять, а это деньги, хлопоты…

— Не потеряю, — с важным видом успокоил ее Вячеслав Иванович и тут же передал ключ Климову: не генеральское это дело — с замками возиться! — Но желательно, уважаемая, чтобы кто-то от вашей конторы все-таки присутствовал при обыске в квартире. Нам в принципе неважно, кто этот будет — начальник или заместитель, но обязательно лицо ответственное. Вот вы вполне бы нас устроили. А из отдела милиции сейчас тоже подъедут. Но кладовую… Как, Александр Борисович?.. И вы, Сергей Никитович?.. Не возражаете?.. Уж ее-то можем осмотреть в первую очередь. А с квартирой, так и быть, постараемся обойтись без вас.

Ну как было отказать такому любезному генералу? И Элеонора Израилевна поспешила одеться. Вот тут Климов оказался первым, подал пышной даме ее ярко-оранжевый пуховик с капюшоном, в котором она выглядела по меньшей мере путешественницей, собравшейся покорить бескрайние полярные просторы. «Вырвиглаз» — так, наверное, назывался этот цвет, но Масловская себя чувствовала комфортно.

Климов же ощущал себя весьма некомфортно: этот явный прокол с кладовкой был ему чрезвычайно неприятен. И хотя Турецкий и Грязнов ни словом не намекнули ему о его ошибке, уже по тому, как, с каким видимым подтекстом, Вячеслав Иванович передал ему ключ, Климов понял их снисходительное отношение к «молодому следователю». Просто унизительно! Хотя и крыть нечем…

Но когда выходили из жилконторы, Александр Борисович обернулся к нему, шедшему последним с мрачным видом, и негромко сказал:

— Кончай дурью маяться… Не комплексуй… Откуда ты мог знать про кладовку?.. А наперед нам — наука…

И все, и пошел вперед. А у Климова в буквальном смысле словно гора с плеч свалилась.

Едва открыли подвальную комнатушку с индивидуальной лампочкой под потолком и стеллажами, охватывающими все четыре коротких стены, едва посмотрели на идеальный порядок на этих полках, как Турецкий не выдержал и почти по-хулигански присвистнул, добавив:

— Эге! Да тут полное решение вопроса! Или я ничего не понимаю в колбасных обрезках, господа… Как считаешь, Сереж?

— А я теперь понял муки соседки с нижнего этажа, кажется Твердолобовой, которой ни праздновать, ни спать спокойно не давали в новогодний вечер. Вот что было предметом настойчивого, но, видимо, безрезультатного поиска непрошеных гостей в квартире Морозова. Ну что? Составляем акт и изымаем, Александр Борисович?