Книга Столичный доктор. Том V - Алексей Викторович Вязовский

интересно совершенно. Но я об этом никому ни слова, ни намека. Достаточно, что мне будут известны условия тендера гораздо раньше всех остальных. О нечестности инсайда говорят те, кто сам так не сумел.

Очень удобное место встречи выбрали — завод приготовлений. Типа за теоретической частью сразу и практическая.

Экскурсия напомнила визит на производство Келера. Такие же сараи, чаны, антисанитария и хаос. Рассчитывать, что тут смогут делать пенициллин — было даже не смешно. Сразу же, почти на коленке, набросал директору все необходимое. Во-первых, новый корпус, со стерильной зоной. Во-вторых, оборудование. Автоклавы, морозильные камеры и прочее, и прочее.

Тут то военные медики обратно и погрустнели. Это же деньги, и большие.

— Бюджет выбью, — пообещал я. — Ваша задача найти лучших поставщиков оборудования. Скорее всего это будет Германия. И обучить работе на нем сотрудников. Прошу выделить на данный проект лучших!

— Скорее всего придется послать на учебу за рубеж, — покачал головой Рерберг.

— И на это найдем денег. Проект огромный, вы пока даже не понимаете масштабов. Так что надо сразу все ставить на правильную основу.

— Земля свободная у завода есть, — вмешался в разговор Реммерт. — Но стройка корпуса — это полгода минимум. Завести оборудованием, смонтировать его… Да обучение сотрудников не забудьте. Года полтора на все.

— А мы никуда и не торопимся, господа, — я многозначительно посмотрел на военных медиков. — Повторюсь. Это огромный проект, и он может принести очень большие деньги стране.

* * *

Только раскланялись с генералами, Склифосовский спросил:

— Помните Манассеина?

— Попробуй забыть. Фотография с табличкой у меня на самом видном месте висит в кабинете.

— Похожий случай. Просят осмотреть пациента. Не откажете?

— Обижаете, Николай Васильевич. Вам — ни в чем и никогда.

— Поехали в институт. Пациента привезут через… сорок минут.

— Вашему хладнокровию позавидовать можно. А вдруг встреча затянулась бы?

— Вот тогда и думать начал бы, а до того времени — зачем?

Мы даже чаю успели выпить, а Склифосовский — рассказать, кого смотреть будем. С казаками я ни в той, ни в этой жизни близко не сталкивался. Видел — и всё. А тут сразу — самый главный казак империи, после Наследника-Цесаревича, конечно. Начальник Главного управления Василий Александрович Бунаков. И генерал-лейтенант. Болеет около года. Слабость, потеря веса, боли в животе, нарушения пищеварения. Месяц назад в военно-медицинской академии произведена диагностическая лапаротомия. Рак головки поджелудочной. Вот такие пироги. Но Манассеин вселил надежду в умирающего. Мол, волшебники, вытащили с того света, и тебя спасут. И вот через завсклад, через директор магазин, через товаровед — мы моем руки, потому что в смотровой уже ждет пациент.

Посмотрели. Крепкий дядька. Был. Сейчас одна тень осталась, только усы с бородой торчат, а сам главный казак комплекцией на ребенка тянет. Истощенный, желтый, сквозь тонюсенькую брюшную стенку даже студент прощупает уплотненную головку поджелудочной. И печень увеличенную с раздутым желчным пузырем. Пощупали, поспрашивали, посмотрели со Склифосовским друг на друга, и Николай Васильевич вынес вердикт:

— Одевайтесь и подождите нас. Мы посоветуемся и вернемся.

Денщик начал натягивать на генерала исподнее, а мы пошли в кабинет. Сели, и я, не спрашивая, разлил горячий еще чай. Склифосовский отпил, не добавляя сахар, и спросил:

— Есть мысли?

— Да сколько угодно. Сейчас, секунду, я атлас возьму только для наглядности.

Снял с полки талмуд с картинками, нашел нужную.

— Кровоснабжение области представляете?

— Это вы с собой вслух разговариваете или меня спрашиваете? — проворчал Николай Васильевич.

— Ну тогда, думаю, согласитесь со мной.

Я взял карандаш и одной линией очертил овал, в который попали головка поджелудочной, двенадцатиперстная кишка, кусок желудка с привратником, и желчный пузырь с протоками. Процедура Уиппла во всей красе. Лет через пятьдесят решатся сделать.

— Часов шесть?

— Я бы заложил восемь, с бригадой из четырех хирургов и одним, а лучше двумя запасными. Помните ревизию лимфоузлов? Здесь как бы не хуже будет. Плюс питание. Если пациент операцию перенесет. Я бы дал ему один случай из пяти и столько же на выживание больше года после вмешательства.

— Соглашусь. Может, и меньше. Но Евгений Александрович! Как вы додумались до такого?

— Просто хорошо знаю топографию живота.

А еще очень хотел сделать, готовился, но не сложилось. Но я вам об этом не скажу.

Генерал выслушал вердикт молча, ни единый мускул на лице не дернулся. Узнав про шансы выжить, спросил только:

— Когда будете готовы оперировать?

Я проникся уважением. Крут дядька, ему сейчас сказали, что во время спасения в четырех случаях из пяти его зарежут, а он держится за последнюю возможность пожить. Вот у таких шансов больше, чем у депрессивных плакс. И не истерит, давай, срочно-бегом. Понимает, что время на подготовку надо.

Вернулись в кабинет, и Николай Васильевич начал осуществлять руководство.

— До завтра подробный план операции составить сможете? Трупы для тренировки я распоряжусь подготовить. И главное: кого приглашать будем?

— А давайте каждый из нас свой список составит. Четыре фамилии по степени предпочтения. За первое место одно очко, и так далее. По итогам и действовать будем. Первая пара — в основной состав, вторая — в запас.

С минуту мы скрипели карандашами, а потом показали друг другу результаты.

— Кого же вы, Евгений Александрович, в светила записали? — Склифосовский взял мой листик, разгладил и прочитал: — Бобров, Дьяконов, Вельяминов, Павлов. Так неинтересно, — и он отдал мне свой список.

Те же, в том же порядке.

— Я бы пригласил Микулича. Мы хорошо знакомы, за два дня он доберется из Бреслау. Ему на подготовку много времени не понадобится. К тому же он разработал обход неоперабельной головки поджелудочной, это его точно заинтересует.

— Телеграфируйте. Я займусь остальными.

Вот он, настоящий Склифосовский! Получил трудную задачу, и всё забыл. И гори оно пропадом, министерство, если есть возможность сделать хорошую операцию.

* * *

В яхт-клуб я успевал с запасом. Поэтому сам заехал на телеграф и отбил послание Микуличу. Долго не мудрствовал, написал просто: