Книга Мальчик-капитальчик. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Синтия попросила меня съездить сюда с ее подругой, я любезно согласилась, и вот меня без слова извинения бросают посреди дороги! Никакого воспитания!
Я не стал защищать уехавшую американку: вынесенный вердикт в принципе совпадал с моим.
– Синтия уже вернулась в Англию? – сменил я тему.
– Да, яхта прибыла вчера… Кстати, Питер, у меня к вам очень важный разговор! – Она бросила взгляд на Джарвиса, который откинулся на водительском сиденье с напыщенным видом, как все шоферы, сидящие без дела. – Давайте пройдемся.
Я помог ей выйти из машины, и мы молча пошли по дороге. Скрытое волнение моей спутницы несколько озадачивало, а таинственность снова пробудила всю мою неприязнь к ней. Я не мог себе представить, что могло заставить ее отправиться в такую даль.
– Как вы тут очутились? – нарушила она наконец молчание. – Когда Синтия сказала мне, что вы здесь, я едва поверила. Ни с того ни с сего занялись преподаванием… Не понимаю!
– О чем вы хотели побеседовать? – спросил я.
Миссис Драссилис замялась. Прямой разговор, который всегда давался ей с трудом, сейчас явно оказался и вовсе не посильным, и она привычно выбрала долгий окольный путь к цели.
– Я знаю вас уже столько лет, Питер, и никем так не восхищаюсь. Вы искренни и бескорыстны, ну просто Дон Кихот, подобного великодушия я в жизни не встречала! Всегда думаете о других и без колебаний пожертвуете чем угодно ради чужого счастья. В наше время почти не встретишь молодых людей, которые считаются не только с собой…
Она сделала паузу, чтобы набрать воздуха, а может, свежих мыслей, и я воспользовался затишьем в ливне похвал:
– Так о чем же все-таки вы хотели поговорить?
– О Синтии. Она просила меня увидеться с вами.
– Вот как?
– Вы получили ее письмо?
– Да.
– Вчера вечером, когда вернулась, она рассказала мне про него и показала ваш ответ. Питер, вы написали так душевно, я просто не могла читать без слез! Синтия, думаю, тоже. Конечно, для девушки с ее характером ваше письмо стало решающим. Моя дорогая девочка, она такая преданная!
– Не понимаю, – нахмурился я.
Как выразился бы Сэм, она как бы вроде и говорила, слова вылетали у нее изо рта, но смысл их от меня ускользал.
– Раз уж Синтия дала обещание, ничто не заставит ее взять слово назад, каковы бы ни были ее истинные чувства. Она такая верная, такая надежная…
– Вы не могли бы выражаться чуть яснее? – перебил я в раздражении. – Что-то я никак не пойму. При чем тут верность и надежность? Объясните…
Однако сбить миссис Драссилис с окольного пути было невозможно. Выбрав маршрут, она твердо намеревалась пройти его до конца, не срезая дорогу напрямик.
– Для Синтии, как я уже сказала, ваше письмо решило вопрос окончательно. Она просто не видит, как можно что-то изменить. Это так благородно с ее стороны… но мой материнский долг – не опускать руки, не уступать неизбежному, если есть шанс хоть чем-то помочь ее счастью. Я знаю, Питер, ваш великодушный рыцарский характер и могу поговорить с вами, как не сумела бы Синтия, воззвать к вашему великодушию, что ей самой, конечно же, делать неудобно. Могу изложить ситуацию, как она есть…
– Вот-вот, – ухватился я за последние слова, – то, что как раз и требуется. В чем же дело?
Окольная дорога вновь увела миссис Драссилис в сторону:
– У Синтии такое сильное чувство долга, с ней не поспоришь. Я пыталась ее убедить, что, будь вам все известно, вы ни за что не встали бы у нее на пути. Вы такой великодушный, такой верный друг, вы беспокоились бы только о ней. Если данное обещание препятствует ее счастью, вы не станете думать о себе. В конце концов я взяла дело в свои руки и приехала сюда. Мне искренне жаль вас, дорогой Питер, но счастье Синтии для меня превыше всего, вы же понимаете…
Пока она говорила, у меня постепенно проклюнулось робкое понимание смысла ее разглагольствований. Крайне робкое, потому что первая же неясная догадка пробудила в душе неописуемую бурю надежд, и шок от возможного разочарования казался просто убийственным. Но если вдруг так и есть – а что иное могло иметься в виду? – тогда я свободен, и притом честь моя не пострадает… Нет, хватит намеков и догадок! Я должен услышать правду.
– Так что, Синтия… – Я остановился, выравнивая голос. – Синтия нашла… – Я снова запнулся, слова давались с великим трудом. – У нее есть кто-то другой? – выпалил я на одном дыхании.
Миссис Драссилис сочувственно тронула мою руку.
– Мужайтесь, Питер.
– Так есть или нет?
– Есть.
Деревья, лужайка, подъездная дорога, небо над головой, птицы, дом, машина и надменный шофер – все завертелось вокруг в одном безумном хороводе. А потом из хаоса, который вновь распался на составляющие, донесся мой голос:
– Расскажите мне все!
Мир приобрел обычный вид, и я стал молча слушать со слабым интересом, оживить который не мог, как ни старался. Все чувства я истратил на главное, подробности были не столь существенны.
– Мне он понравился с первого взгляда, – начала миссис Драссилис, – но, конечно, поскольку он ваш друг, мы…
– Друг?
– Я говорю о лорде Маунтри.
– Маунтри? А он тут при чем? – Свет хлынул в мой измученный разум. – Вы хотите сказать… Так это он и есть – Маунтри?!
Должно быть, миссис Драссилис неверно восприняла мою реакцию. Заикаясь от волнения, она поспешила рассеять заблуждение:
– Нет, вы не думайте, Питер, лорд Маунтри вел себя самым достойнейшим образом! Он понятия не имел о вашей помолвке и узнал от Синтии, только когда сделал ей предложение. Заметьте, это он настоял, чтобы она написала вам письмо! – Миссис Драссилис умолкла, потрясенная такой неслыханной порядочностью.
– Вот как?
– Более того, сам и диктовал его.
– О!
– К сожалению, письмо вышло совершенно невнятным, без единого намека на истинное положение дел.
– Вот именно.
– Тем не менее лорд Маунтри не позволил Синтии ничего изменить. Временами он бывает очень упрям, как и многие застенчивые мужчины. Когда пришел ваш ответ, все стало только хуже.
– Да, пожалуй.
– Вчера я поняла, как несчастны они оба, и, когда Синтия предложила, я тут же согласилась поехать сюда и все вам рассказать…
Миссис Драссилис запнулась, глядя на меня с волнением. С ее точки зрения, в беседе наступила кульминация, решающий момент. Я так и видел, как она готовит силы для главной атаки, подбирая слова и выстраивая их в убедительные фразы.
Меж тем я уже приметил за деревьями Одри, которая прогуливалась по лужайке, и атака не потребовалась.
– Сегодня же вечером напишу Синтии, – торопливо пообещал я, – и пожелаю счастья.
– О Питер, как вы добры!
– Да что вы, ерунда, – бросил я.
Восторженное лицо миссис Драссилис внезапно омрачилось сомнением.
– А вы уверены, что сумеете ее убедить?
– Убедить?
– Да, и лорда Маунтри тоже. Он решительно не приемлет поступков, которые считает э-э… неспортивными.
– Тогда, может, напишу, что собираюсь жениться на другой? – предложил я.
– О, блестящая идея! – просияла миссис Драссилис. – Как умно с вашей стороны! – Вслед за чем изрекла жуткую банальность: – В конце концов, Питер, на свете хватает прелестных девушек, нужно только поискать.
– Вы совершенно правы, – улыбнулся я. – Прямо сейчас и начну!
И поспешил туда, где меж деревьев мелькало белое платье.
Джим с Пиккадилли
Глава I
Особняк известного финансиста Питера Пэтта на Риверсайд-драйв в Нью-Йорке бельмом торчал на этом оживленном, богатом бульваре.
Катите вы на собственном лимузине или наслаждаетесь свежим воздухом за десять центов на втором этаже зеленого омнибуса, особняк выскакивает как из-под земли и колет вам глаза. Архитекторы, споткнувшись об него взглядом, заламывают руки, да и у зрителя непосвященного дыханье перехватит. Похож особняк и на собор, и на загородную виллу, и на отель, и на китайскую пагоду. Во многих окнах переливаются витражные стекла, а крыльцо – под охраной двух терракотовых львов, еще уродливее тех самодовольных зверюг, которые стерегут публичную библиотеку. Словом, особняк нелегко пропустить мимо глаз. Возможно, именно по этой причине миссис Пэтт настояла, чтобы муж купил его; она была из тех, кто обожает, чтоб их замечали.
По этому особняку слонялся, точно неприкаянное привидение, его номинальный владелец, мистер Пэтт. Было около десяти утра прекрасного воскресенья, но воскресный покой, царящий в доме,
