Книга Шестерня - Василий Борисович Блюм

второй в голос.

Шестерня прищурился, сказал едко:

- А чего раньше не противились, пока на свободе были?

Мужики некоторое время прожигали взглядами, выпячивали челюсти, хрустели кулаками, но постепенно сникли, отвели глаза. Лишь один вздохнул, сказал с горечью:

- Как противиться? Сам-то видал, какие твари снаружи?

- Я-то видал. Потому и сижу, не вякаю. А вот чего вы бузите, в толк не возьму.

- Обидно потому что, - сумрачно бросил другой. - Думали, на чудовищ бессмысленных наткнулись. Тут все понятно, какой с них спрос? А оказалось всему виной вершинник. Не зря это племя подлым прозвали.

Шестерня покачал головой, сказал веско:

- Только ли в вершиннике дело? - Узрев непонимание во взглядах, пояснил: - Любая работа двоих требует. Один заказывает, второй исполняет. Не спорю, бывает и по-другому, но... реже, намного реже.

- Ты на что намекаешь? - прогудел один из мужиков.

Припомнив слова тюремщика, Шестерня поинтересовался:

- За старостой своим никаких странностей не замечали?

- Старосту нашего не трожь. Он деревней верховодил, когда ты еще в соплях путался, - рявкнул второй.

Его товарищ почесал в затылке, сказал в раздумье:

- Староста наш хорош, это верно. Хотя, если подумать, водятся и за ним странности. Особенно, последнее время.

- А ты чего спросил-то? - сипло выдохнул третий. - Знакомец его что ли?

Шестерня выставил перед собой ладони, сказал поспешно:

- Упаси Прародитель. Хватило мне одного старосты, больше не нужно.

- А что случилось-то? - пророкотал ближайший мужик.

- Тоже что и с вами, - проворчал Шестерня. - Продал меня староста охотнику, обменял на камни.

- А ты из какой деревни? - один из мужиков изогнул бровь.

Шестерня пожал плечами.

- Название... да кто ж его знает? Деревня та в пещере, где дома по несущей опоре выбиты. - Перехватив непонимающе взгляды, пояснил: - Ну на столбе, что свод с землей соединяет, в центре.

- Как же так, в деревне живешь, а названия не знаешь?

- Я мастеровой. Мне название без надобности, - бросил Шестерня сердито. - Да и не живу здесь вовсе. Пришлый.

Повисло тягостное молчание. Мужики топтались, переглядывались. На лицах отражалась яростная борьба чувств. Наконец, один промолвил сурово:

- Чем докажешь?

Шестерня ткнул пальцем в стену, ответил нехотя:

- У тюремщика спроси. Его слова.

- Кто ж вершиннику поверит! - воскликнул один из троицы, однако без особой уверенности в голосе.

Мужичок, что до этого момента сидел у стены, вдруг произнес отстраненно:

- Мы со старостой уговорились встретиться за околицей, дела обсудить, о жизни побеседовать. Ну и пришли. Вернее, пришел я, один. А его на условленном месте не оказалось. Зато оказались твари...

Снаружи скрипнуло, зашуршало. Разговор мгновенно прервался, все глаза устремились к выходу. Из-за выступа высунулось лицо тюремщика. Подсвечивая фонарем, вершинник пробежался взглядом по пленникам, задумчиво произнес:

- Пятеро, да за столь короткое время. Чем не удача?

- Радоваться будешь после, когда выйдем. Вместе порадуемся. А мы выйдем, уж поверь, - пообещал Шестерня.

Вершинник кивнул, сказал с великим радушием:

- Обязательно выйдете, и даже скорее, чем думаете. Но вряд ли вас это обрадует, уж поверь. - Посерьезнев добавил: - Я сейчас ненадолго отлучусь. Побеседую с товарищем. Давненько весточек не шлет, совсем меня забыл. Ну а вернусь - посмотрим, что с вами делать.

Покачивая фонарем, он двинулся к дальнему проходу. Короткий переливчатый свист, и твари подскочили, кинулись следом. Проводив процессию взглядом, один из троицы с ненавистью прошипел:

- Надо же, какое несчастье, товарищ его забыл. Как вообще с такими можно связываться?

Шестерня вздохнул, сказал мирно:

- Также, как и с любым другим. Самоцветы да самородки не пахнут. Вот только товарищ этот не шибко умен, и я ему не завидую.

- Это еще почему?

- Потому, что это каким нужно быть дурачьем, чтобы вовремя не платить работнику с упряжкой таких зверюг! - произнес Шестерня зло.

Темнота навалилась всем весом, тяжелым, давящим. И хотя пещерка не велика, отгорожена от шныряющих в проходах жутких тварей толстенными штырями врат, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, четверо товарищей по несчастью, страх нет-нет, да пробежит мурашками по спине, вздыбит волосы на загривке.

Негромко хрустнуло, завозилось, над ухом раздался приглушенный голос:

- Я все думаю насчет твоих слов о старосте. Ну не может такого быть! Скажи, что приукрасил. Ругнули друг друга, в цене не сошлись. Всякое бывает. Но чтобы за горстку камней, да на верную смерть...

Шестерня только отмахнулся, но, спохватившись, что собеседник вряд ли разглядел жест, обронил:

- Если случится бывать в тех местах, передай Креномеру привет. А заодно можешь поинтересоваться, куда делись его передние зубы.

Тьма вздохнула, ответила с тоской:

- Где уж до чужих мест, в свои бы вернуться. Если получится, уж я со старосты спрошу. Все спросим! Но когда то будет, и будет ли.

Собеседник замолк, отодвинулся. Некоторое время раздавалось шуршание и вздохи, но вскоре и они затихли, растворились во тьме. Мгновенья потекли медленные, одинаково бесформенные и немые. Темнота и тишина, вечные хозяева подземелий. Пугающие, наполненные ужасом, и вместе с тем умиротворенные, глубокие, словно сон после тяжелой работы.

Шестерня не заметил, как задремал. Сказалась накопившаяся за последнее время усталость. После окончания работы прошло изрядно времени, но тело не успело восстановиться, и теперь, пользуясь предоставленной возможностью, наверстывало упущенное, не взирая на скудость удобств и шаткость положения.

Желудок шевельнулся, глухо заурчал, привлекая внимания. Шестерня зевнул с привыванием, открыл глаза, но... ничего не увидел. Воспоминания вспыхнули перед глазами, заставив чертыхнуться. На всякий случай поморгав, но так ничего и не узрев, Шестерня закрыл глаза, обратившись в слух. Сопенье, храп, размеренное дыханье. Устав от переживаний, пещерники забылись тревожным сном. Нет-нет, да раздастся тяжелый вздох, прозвенит стон жалобы.

Послушав, Шестерня покачал головой. Похоже, местные совсем домоседы, раз такая мелочь, как выход за околицу, ввергает взрослых, здоровых мужиков в уныние. Конечно, бегущие по пятам иглошерстни не самое приятное зрелище. Так ведь никого и не загрызли, и даже не покалечили. К тому же дом совсем рядом. Возвращаться - всего ничего. Нужно только придумать как.

От долгого сиденья одеревенели ноги, а руки занемели от холода, что сочится из камня вокруг слабыми, но неприятными миазмами, впивается невидимым жалом, высасывая тепло и жизнь. Шестерня принялся с силой тереть ладони, а когда кожа разогрелась, поспешно встал, присел пару раз, с удовольствием ощущая, как по мышцам разбегается кровь, приятно зудит иголочками.

Тьма