Книга Шестерня - Василий Борисович Блюм

помешало... Да только неувязочка выходит. Креномер и ты - ребята хитрые, спору нет, но, уж извини за откровенность, статью не вышли. А с парой - тройкой мужиков сладить сила нужна не малая, не говоря уже про отряд...

Шестерня замолчал, ожидая вспышки ярости. Какой нормальный мужик спокойно отнесется к такой дерзости? Однако вершинник не рассердился, сказал с прежним радушием:

- Статью не уродился, тут ты верно подметил. Но мне и не надо. Задвинуть врата загона, да пересыпать из кошеля камни, сил хватает. А на прочее есть помощники.

Горячась от неприятного напоминания, Шестерня рявкнул:

- Какие еще помощники? Уже в который раз слышу, но что-то ни одного на глаза не попалось.

- Не торопись, скоро увидишь. Кстати, вы уже встречались. Странно, что ты не помнишь. Кстати, а вот и они, легки на помине. Слышишь?

Шестерня напрягся, вслушиваясь в тишину. Миг, другой. Далеко-далеко, на пределе слуха, зародился шум. Ненадолго затих. Затем вновь появился, усилился, словно по проходу стремительно приближается человек, торопится, задевая плечами стены, шуршит мелкими камушками, то и дело запинается, вскрикивая от боли и неожиданности. Шаги все громче, хруст камней, шуршанье одежды. Вот уже слышно дыхание, надсадное, со всхлипом.

Из ближайшего отнорка выметнулся пещерник, но не рассчитал, запнулся, упал всем телом. Некоторое время пытался ползти, загребал пальцами пыль, но лишь вяло шевелил руками, от утомительного бега лишенный последних сил. Напрягшись, Шестерня прикипел взглядом к проходу. От кого бежал несчастный? Не иначе - от подручных тюремщика. Только, где же они? Мгновенье утекает за мгновеньем, а вязкая чернота прохода по-прежнему недвижима, ни всполоха, ни звука.

Еще один сумасшедший? Нет. Что-то замаячило во тьме, беззвучное, плохо различимое, и оттого еще более страшное. Чувствуя, как на загривке зашевелились волосы Шестерня вцепился в жерди врат, облизал враз пересохшие губы. Ну же, выходи! Черная глотка отнорка изрыгнула одну за другой три белесые тени. Вытянутые черепа, острейшие мелкие зубы и слепые бельма глаз. Иглошерстни. Твари окружили упавшего, что сжался в предчувствии смерти, застыли, словно изваяния.

- Так вот кто твои помощники, - процедил Шестерня с отвращеньем.

Вершинник поднялся, засвистел негромко и переливчато. Твари навострили раковины ушей, отозвались чуть слышным рыком, после чего... отошли к стеночке, уселись, как заправские псы.

- Красавцы, правда? - Вершинник повернулся к Шестерне. - Помощники, каких не найти.

Шестерня скривился, сказал с гадливостью:

- Какой сам, такие помощники. Мне рассказывали, что вершинники в своей любви к животным заходят, к-хм, далеко. Но что б настолько... Где только такие и родятся.

Шестерня постарался добавить в голос как можно больше омерзения, чтобы хоть как-то уесть тюремщика. Однако, вершинник не обиделся, наоборот, вздохнул, сказал в раздумье:

- Я тоже часто задаю себе этот вопрос.

- Какой, почему уши врастопырку? - натужно хохотнул Шестерня.

- Откуда они взялись, - пропустив колкость мимо ушей, ответил вершинник мягко. - И всякий раз не нахожу ответа. Вернее, ответ нашел, но это не радует.

- Хоть что-то тебя не радует, - проворчал Шестерня угрюмо. - Я уж думал, всему веселишься.

Тюремщик отшагнул к стене, скомандовал:

- Руки!

Шестерня сперва не понял, но едва в глубине камня щелкнуло, поспешно разжал пальцы, и вовремя. Преграждающие путь штыри с лязгом вдвинулись в скалу. Оторопев от происходящего, Шестерня сглотнул. Проход открыт, вершинник вновь подошел к скорчившемуся на земле пещернику, еще и повернулся спиной. Вот она, возможность. Всего-то и нужно, сделать шаг, от души приложить по загривку ушастому, и иди на все четыре. Только отчего так нехорошо свербит в груди, а ноги слабеют от одной только мысли, что нужно сделать шаг наружу.

Тем временем тюремщик похлопал лежащего по плечу, сказал приветливо:

- Отлежался? Теперь вставай, иди к рыжебородому, там и отдохнешь. Впрочем, можешь ползти, если так привычнее.

Некоторое время казалось, что лежащий не понимает, ни слова, ни жеста в ответ, лишь сиплое дыханье, да подрагиванье рук. Однако, немного погодя мужик сдвинулся, пополз вперед, и лишь когда оказался возле самого входа, вскочил, бросился внутрь, едва не сбив Шестерню с ног.

Лязгнув, штыри выдвинулись вновь, отгораживая тупик от пещерки. Тюремщик взглянул искоса, поинтересовался:

- Дорога была открыта, почему не вышел?

- Потому что дурак, - бросил Шестерня сердито. - Думал долго.

Вершинник покачал головой, сказал с одобрением:

- Потому что умный. Ты бы не прошел через помощников. Вернее, тебе бы даже не дали выйти.

Покосившись на гостя, что застыл в глубине пещерки, вжавшись в камень, Шестерня вздохнул:

- Много о себе мнишь, и о тварях своих.

Вершинник не ответил, встав напротив жутких существ, он вновь засвистел так, что завибрировал воздух. Чудовища некоторое время вслушивались, словно завороженные, после чего вскочили, затрусили друг за другом в ближайший проход.

Вершинник повернулся, сказал с улыбкой:

- Ну не красавцы? Все понимают, словно вовсе и не животные.

- Конечно не животные, - Шестерня фыркнул. - Чудовища. - Со смаком добавил: - Отвратительные, мерзкие чудовища.

Вершинник не ответил. Но Шестерня не расстроился. Разговор исчерпан, все ясно без слов. Ну, почти все. А что не ясно - особого значения не имеет. К примеру, откуда, и каким образом сюда попал этот несчастный, что до сих пор толком не пришел в себя. И сколько их еще будет, таких, с посеревшими лицами и помутневшим от ужаса взором, прежде чем настанет время покинуть зловонное узилище.

Шестерня побродил вдоль стены, взад вперед, затем сел. Некоторое время искоса поглядывал на новичка, не кинется ли, ополоумев после пережитого. Но тот не двигался. Накатила усталость. Заныли ушибленные места, неприятно засаднили царапины. И Шестерня смежил веки, забылся в тревожном сне.

Из дремотного оцепенения выдернул шум. Лязгнуло. В узилище ввалились сразу трое, загомонили испуганно и жалко. Обычные мужики, ничем не примечательные, каких в каждом селе - валом. Шестерня переводил взгляд с одного на другого, с интересом замечая, как меняются лица, испуг сменяется яростью, а голос обретает мощь, звенит железом. Один подскочил к вратам, ухватившись за штыри, затряс, заорал негодующе. Остальные подошли следом, встали плечо к плечу, одобрительно загудели.

Когда от воплей начало звенеть в ушах, Шестерня поднял голову, бросил досадливо:

- Не надоело кулаками махать, после драки-то?

Мужики сперва не обратили внимания. Однако вскоре один замолк, повернув голову, взглянул с вопросом. За ним замолчали и остальные, уставились с удивлением и обидой.

- Как молчать, коли такое твориться? - с гневом выдохнул один.

- Как не противиться? - прорычал