Книга Пасодобль - танец парный - Ирина Кисельгоф

— Это от меня не зависит.

— Зависит! — разъярилась я. — Еще как зависит!

— Хочешь сказать, что я науськиваю дочь на родную мать? А может, проблема в тебе? Не думала?

— Ты должен ее наказать, — потребовала я. — Хоть раз в жизни покажи, что ты на моей стороне! Хоть чем-нибудь помоги мне!

— Накажи сама, если угодно. А выбирать между вами не намерен! Это смешно!

— Смешно наказать за то, что моя дочь послала меня подальше? Это сложный выбор?

— Если ты так ставишь вопрос, то я выбираю Марину! Ближе и дороже ее у меня нет никого! — резко сказал он. — И не надо создавать условий для выбора!

На меня смотрели два вздыбленных бычьих загривка. Где в них нежность? Где любовь? Нет ничего! Ложь, ложь и еще раз ложь!

— Ясно.

Я ответила ему с трудом, через силу. Мой голос сел. То ли оттого, что кричала, то ли от… Оттого, что об меня только что вытерли ноги. Исключили из семейного треугольника анафемой. Отлучили раз и навсегда. Просто дали понять, что такие правила работают всерьез. И ничего не изменишь. Игра из забавы давно превратилась в спорт.

Я резко развернулась и ушла не глядя. У меня по лицу текли слезы всемирным потопом. Людям типа моего мужа сложно что-то объяснить. Для них слезы, слабости, несхожие взгляды и желания были из презираемой области «фу!». Мои условия мешали вытирать об меня ноги. Мне солгали. Мне изменили. Меня не любили. Мне следовало уйти. Нужно уйти!

Я сидела на берегу озера. Закатное солнце лучилось в воде длинной дорожкой из паутины розово-красного сумаха. Паутина тянулась шелковой нитью от меня к самому горизонту. Туда, где за черными горами жил огромный паук.

— На. — Моя дочь протянула мне букет из веток сумаха.

— Спасибо, доченька. — Я поцеловала ее в кудрявую макушку и прижала к себе. Так сильно, что захрустели маленькие детские косточки.

Моя дочь не была виновата. Дети не воспитывают сами себя.

— Я не хочу сестру. И брата тоже, — сказала она.

— У тебя не будет ни сестры, ни брата. Обещаю.

Она оглянулась назад, я тоже. Поодаль стоял мой муж. Моей дочери не терпелось уйти, а я поняла, кто решил обтесать углы. Ребенок, которого я родила, сделал это не от сердца, а потому, что ему так велели. И меня захлестнула ярость.

— У тебя не будет никого, кроме папы! Иди к нему! Быстро!

У нее задрожал подбородок, и она бросилась к отцу, не разбирая дороги.

Я пыталась выпросить, вымолить прощение у моего ребенка, она отталкивала меня кулаками и убегала. Каждый раз. Я просила прощения, стоя перед ней на коленях. Уронив голову в ее колени. И слышала, как моя дочь кряхтит, пытаясь выдрать мне волосы. Так больно, что боль была в самом сердце. Она ударила меня по подбородку детскими коленками, мокрыми от моих слез, и убежала к отцу.

Мой отдых стал кошмаром. Мои родственники были вместе, я одна. Как заслужила. Я не умела воспитывать детей, мой муж ничем не хотел мне помочь. Совсем ничем.

Вернувшись в город, я позвонила домой.

— Папа, я красивая? — спросила я его. Как мужчину.

— Самая красивая, — серьезно ответил он.

— Ты необъективен. Ты мой отец.

— Да, необъективен! — распалился папа. — Потому разводись. Я тебя прошу! Я хоть раз о чем-то серьезном тебя просил? Не надо бояться! Марина в любом случае останется с тобой.

Мне нечего было делать в квартире мужа, и я заехала к родителям на огонек. Без предупреждения. У них, как обычно, были гости. Бедная моя мама! Среди гостей оказался мужчина чуть старше меня. Математик. Я обворожила его за пять минут, за оставшиеся десять добила окончательно.

— Я красивая? — смеясь, спросила я.

— Очень, — сказал он и робко добавил: — Мы еще увидимся?

Увидимся? Сейчас! Очередная трепетная лань!

— Я не люблю математические головоломки. У них всегда однозначный ответ. Пункт А всегда знает, что случится с пунктом В. Это скучно.

По приезде с отдыха я покопалась в Интернете. Развалины города Баласагун предположительно были найдены близ Токмака в Киргизии, а кто-то полагал, что Баласагун сгинул в Семиречье. Баласагуна в горном озере не было и быть не могло. Мой муж явился сказочником из бычьей страны-перевертыша. Наша дочь легко попалась ему на крючок.

Чем объяснить немотивированную ненависть? Ничем тому, кто испытал ее на себе. У моей бабушки со стороны отца была сестра. Моя тетка. Старая дева в войлочных ботах «прощай, молодость» даже летом. Она не выносила меня с детства. Сколько себя помню. Не представляю, чем я ее раздражала. Мне тогда было на это чихать. Она уже умерла, а мне захотелось спросить ее об этом только сейчас. Может, я бы что-нибудь поняла?

Мы уехали отдыхать вместе и разошлись в разные стороны. Мы хотели узнать, что мы все еще муж и жена, а отдалились еще больше. Нам хотелось вспомнить страну, где мы были счастливы, мы забыли ее окончательно. Зачем мы спали рядом, в одной кровати?

Ночью мы открывали все окна. Из-за жары. Душный шар горячего ветра тяжело перекатывался из комнаты в комнату. С запада на восток, с юга на север. От его жара у меня сохла кожа на ступнях. Горячечный ветер начинал жечь мои ноги, душной волной подбираясь к груди. Я не могла спать совсем. Тогда я стала ставить рядом с кроватью таз с водой. Опускала в него ноги, чтобы немного остудить, и чувствовала временное облегчение. А потом начиналось все сначала, пока я не засыпала оттого, что уставала не спать. Или я смачивала водой ночную сорочку, мне нужно было успеть заснуть, пока она не высохла.

Меня разбудил муж. Я стонала во сне.

— Что тебе снилось? — спросил он.

— Перекатиполе.

В далекой сказочной стране вместе с нашей машиной часто катились клубки иерихонской розы, срезанные ветром у корня. Врассыпную или все вместе. Маленькие, неприкаянные, гонимые ветром комки сухой травы. Срезанные горячими, острыми краями медных, бронзовых, серебряных, золотых лепешек с львиными профилями. Они резали собой корень иерихонской розы тайно, из-под земли, убивая ее время.

— Меня срезают твои монеты, — сказала я. — Что мне осталось?

— Кто-то должен помнить о моем отце.

— Ты помнишь обо мне, когда помнишь об отце?

— Забываю, чтобы не помнить, — жестко сказал он.

Мой сухой глаз смотрел в душную темноту, а из другого катились слезы. Медленно, по одной. Еле-еле. Я высыхала, как старая земля. Старая, изъеденная морщинами, богом забытая земля. Я не спала до утра, муж не спал тоже. Мне это мешало. Старой земле не нужны чужаки. Потому мазары и сагана-тамы[13]всегда окружены стенами. Так положено. Мертвые должны спать спокойно.