Книга Виннету – вождь апачей - Карл Май

– Живей, ребята! Прячьтесь в кусты.

Он указал на кустарник, который скрывал нас перед тем от киовов, и побежал к нему. Дик и Виль последовали за ним, я же замешкался на несколько мгновений, ища глазами землемеров. Они были моими коллегами, и я хотел помочь им, однако было уже слишком поздно: моя помощь не могла им больше понадобиться. Поэтому я решил также направиться к кустарнику и почти уже добрался до него, как вдруг навстречу мне выскочил Инчу-Чуна.

Они с Виннету находились в отряде, который должен был напасть на лагерь и освободить пленников. Когда с этим было покончено, вожди направились к главному отряду, которому было поручено расправиться с нами. Инчу-Чуна при этом значительно опередил сына. Обогнув кусты, он столкнулся со мной.

– Это ты! Тот самый бледнолицый, который ворует чужую землю! – воскликнул он и набросился на меня, нанося мне удары прикладом своего серебряного ружья. Я старался объяснить ему, что не был враждебно настроен к апачам, но он ничего не слушал и с удвоенной силой продолжал колотить меня. Я стал сопротивляться, иначе он мог изувечить и даже убить меня. Улучив удобный момент, когда он замахнулся на меня, я поспешно отбросил в сторону мешавшее мне ружье, схватил апача левой рукой за горло, а правой нанес ему сильный удар в висок. Он уронил ружье, захрипел и свалился на землю. В этот момент за моей спиной раздался торжественный голос:

– Да ведь это Инчу-Чуна, глава всех апачей! Я должен содрать скальп с этой собаки!

Обернувшись, я узнал Тангуа, вождя киовов, почему-то следовавшего за мной. Он сбросил с плеча винтовку, вытащил из-за пояса нож и наклонился к лишившемуся чувств апачу, собираясь скальпировать его. Однако я ловко схватил его за руку и приказал:

– Руки прочь! Я победил Инчу-Чуну, и поэтому он мой пленник, а не твой!

– Молчи, белый пес! С какой стати я должен еще спрашивать тебя? Вождь принадлежит мне! Отпусти меня сию же минуту, а не то…

Он ударил меня ножом в кисть левой руки. Но я не хотел убить его и, оставив свой нож за поясом, набросился на вождя киовов, стараясь оттащить его от Инчу-Чуны. Так как мне эта попытка не удалась, то я схватил Тангуа за горло и держал до тех пор, пока он не перестал двигаться. Затем я наклонился над Инчу-Чуной, которому при этом капнуло на лицо несколько капель крови из моей раны. В этот момент я услышал позади себя шорох и поспешно обернулся. Это движение спасло мне жизнь, так как в тот же миг я почувствовал сильнейший удар в ключицу, который, собственно, был направлен в мою голову. Если бы Виннету случайно не промахнулся, этот удар размозжил бы мне череп.

Как я уже сказал, он немного отстал от своего отца. Повернув за кустарник, он увидел меня, склоненного над Инчу-Чуном, без движения лежавшим на земле. Виннету, не долго думая, решил убить меня прикладом, но, к счастью, удар пришелся по плечу, а не по голове. Увидя это, Виннету отшвырнул винтовку, вытащил нож и бросился на меня.

Хуже моего тогдашнего положения трудно себе представить! Я получил сильный удар, парализовавший мне руку. Мне очень хотелось объяснить Виннету, в чем было дело, но у меня не было на это времени. Он уже занес надо мной нож, который через мгновение вонзился бы мне в сердце, если бы я не успел немного отклониться в сторону. Удар пришелся по моему левому боковому карману, клинок ножа скользнул вверх по жестянке, в которой хранились мои заметки, и, проткнув нижнюю челюсть, вонзился мне в язык. Затем Виннету схватил меня за горло и выдернул нож, готовясь нанести второй удар. Страх смерти удвоил мои силы; хотя я владел только одной рукой, мне удалось схватить его правую руку и так сильно сжать ее, что он от боли выронил нож. Затем я изо всех сил стиснул ему возле локтя левую руку, и он вынужден был отпустить мое горло. В тот же момент, сделав отчаянный прыжок, я повалил его на землю и, не дав опомниться, уселся ему на спину.

Однако я отлично понимал, что это еще не была победа, и если бы ему удалось вскочить на ноги, то мне не миновать смерти. Налегая одним коленом на ноги, другим на левую руку, я крепко стиснул ему затылок, в то время как он свободной рукой шарил по траве, ища оброненный нож. Это была поистине смертельная борьба! Мне пришлось бороться с человеком, обладавшим стальными мускулами и змеиной изворотливостью, которого ни раньше, ни после того никому не удавалось победить. Как ни хотелось мне объяснить свои поступки Виннету, я не мог этого сделать. Кровь ручьями текла у меня изо рта, а язык был так искалечен, что вместо слов получался непонятный лепет. Между тем Виннету напрягал все свои силы, чтобы сбросить меня, но я не поддавался. Вскоре он начал стонать и хрипеть, но я до тех пор продолжал сдавливать ему горло, пока у него не прервалось дыхание. В мои планы не входило задушить его, я разжал на несколько мгновений пальцы, и молодой вождь сразу же поднял голову. Это помогло мне осуществить свое намерение. Последовали два-три удара в висок, и Виннету лишился чувств. Мне удалось победить непобедимого!

Я глубоко и облегченно вздохнул, тщательно остерегаясь при этом захлебнуться кровью, заполнявшей мне рот. Из наружной раны также вытекала обильная струя теплой липкой жидкости. Наконец я решился встать на ноги, но в тот же миг за моей спиной послышался гневный окрик индейца, и кто-то ударил меня прикладом по голове. Удар оказался такой сильный, что я тотчас же лишился чувств.

В сознание я пришел уже только вечером.

– Он пошевелился! Слава богу, он пошевелился! – услышал я голос Сэма.

– Да, да! Я тоже это заметил, – сказал Дик.

– А вот теперь он даже открыл глаза. Он жив, жив! – воскликнул Виль Паркер.

Он был прав. Я действительно открыл глаза, и моему взору представилась далеко не утешительная картина. Мы находились на том же месте, где происходило сражение. Вокруг нас горело штук двадцать костров, между которыми бродили более пятисот апачей. Многие из них были ранены. В двух местах лежали убитые. Киовы потеряли тридцать, а апачи двенадцать воинов. Невдалеке от нас я увидел пленных киовов, крепко связанных ремнями. Никому из них не удалось улизнуть, и сам вождь Тангуа находился среди пленников.

Немного поодаль я заметил несчастного Рэтлера: у него были переломаны кости, и его туловище было изогнуто в колесо, как это делали во времена инквизиции, когда жертву мучили при помощи «испанских сапог». Он испускал жалобные стоны, и сердце сжималось от боли при виде его мук. Остальные вестманы были перебиты во время схватки. Рэтлера же апачи пощадили, чтобы предать его потом медленной и мучительной смерти за то, что он убил Клеки-Петру.

Что касается меня, Виля и Дика, то апачи крепко стянули нам ремнями руки и нога. У Сэма левая рука была оставлена свободной, чтобы он, как я потом узнал, мог оказывать мне необходимую помощь.

– Слава богу, что вы очнулись, дорогой сэр! – сказал, ласково проведя рукой по моему лицу Сэм. – Как же это случилось, что вас ранили?

Я собирался ему ответить, но не смог, так как мне мешала кровь во рту.

– Выплюньте! – сказал мне Сэм.

Я последовал его совету, но едва удалось мне пробормотать несколько невнятных слов, как рот мой снова наполнился кровью.