Книга Бортпроводница - Крис Боджалиан

— Ладно.

Виктор бросил взгляд через ее плечо и показал в ту сторону. Оглянувшись, Елена увидела прямо за своей спиной на балюстраде птичек майна. Их желтые клювы поблескивали на солнце.

— Здесь даже птицы подслушивают, — заметил Виктор с улыбкой, но потом посерьезнел. — Ты спрашивала, сколько у тебя времени. Тот факт, что флешка оказалась совершенно бесполезна, служит тебе плохую службу. Ты должна понимать, что это никого не обрадовало. Я всего лишь честен с тобой. Так что, думаю, тебе надо пошевеливаться. Для твоего же блага, Елена. Ради самой себя. Чем скорее, тем лучше — для всех.

14

Кэсси увидела свои снимки на девятой странице в «Нью-Йорк пост» и на одиннадцатой в «Дейли ньюс». Покупая газеты в аптеке за квартал от своей квартиры, она приобрела новые солнцезащитные очки — большие, объемистые, совсем не такой формы, как те старые, со снимков. По дороге к своему дому она выбросила очки, которые носила в Дубае, а также шарф с арабесками. Симпатичный был шарф, она будет по нему скучать. Она кинула и то и другое в переполненный контейнер на углу. Мусор вывезут позже этим утром.

Текст статьи был идентичен публикации в интернете, и Кэсси удивило, насколько банальным он кажется после того, как она прочитала некролог Алекса. Обычно «Пост» публикует худшие и дичайшие догадки — то, о чем думают и подозревают все, но не произносят вслух. Однако в этой статье не звучало ни предположений, что Соколов работает на ЦРУ или КГБ, ни инсинуаций по поводу его шпионской деятельности. Алекса описывали просто как парня из хедж-фонда, которому доводилось ездить по работе в Москву и Дубай.

Приближаясь к своему дому, Кэсси обратила внимание на идущих ей навстречу трех школьниц в одинаковой форме: клетчатых юбках и белых блузках. На вид им было лет по одиннадцать — ровесницы племянника Кэсси. Каждая держала перед собой телефон, как зеркальце, переключив на фронтальную камеру, словно собиралась сделать селфи. Но Кэсси заметила беспокойство в их глазах, означавшее, что они не просто хотят поправить макияж — кажется, у них только губы и накрашены, — а исследуют свои лица в поисках непоправимых изъянов. У одной девочки по щекам рассыпались созвездия веснушек. У второй — казалось, она вот-вот расплачется — нос изгибался легкой горбинкой. Симпатичные девочки, их сомнения в себе и страхи выглядели излишними. Но Кэсси их понимала. Она знать не знала, куда они направляются. Вряд ли занятия — даже в частных школах — начинаются так рано, в августе. Может, у них какая-то летняя программа или однодневный тур по городу. Не важно. Она вспомнила собственные переживания в том же возрасте. И ее племяннице тоже вскорости это предстоит. Вся уверенность Джессики исчезнет, как воздушный шарик, унесенный шквальным осенним ветром. Возможно, частично эта уверенность вернется, но никогда уже девочка не станет такой же дерзкой и чистой, как раньше.

Когда троица прошла мимо, Кэсси снова взглянула на свой снимок в таблоиде. Испытав острый приступ отвращения, она тряхнула головой точно так же, как девочка с веснушками.

Войдя в квартиру, она почти сразу услышала телефонный звонок. Посмотрела на экран — звонила Меган. Кэсси секунду помешкала, потом подняла трубку:

— О, привет. А ты разве не в Берлине?

— В Берлине. Вылет отложили, поэтому решила спросить, как ты там. Все нормально?

— Сама посуди: в полдень снова беседую с ФБР, а тут еще эти газеты, и я в истерике. Куда уж хуже?

— Понятно. Агенты ФБР и со мной разговаривали.

Кэсси уставилась на визитку Хаммонда, прикрепленную к холодильнику. Внезапно у нее возникло чувство, будто она увернулась от пули, не сообщив Меган ничего больше. Наверное, она сходит с ума, но ей пришла в голову мысль, что их разговор записывается. ФБР использует Меган, чтобы заставить Кэсси выдать себя. Поэтому на всякий случай она ответила осторожно:

— Надеюсь, они вот-вот докопаются до сути. И мне так жаль родственников этого бедняги.

Про себя Кэсси молилась: пусть Меган не упомянет тот факт, что во время их предыдущего разговора она попросила подругу солгать.

— Вону тоже жаль его семью, — ответила Меган, имея в виду своего мужа. — Он почитал газеты, позвонил и сказал мне, что не понимает, почему в них так много говорится про таинственную женщину и так мало про убитого парня.

— Как дела у Вона?

— Хорошо. Все по-старому.

— Над чем он сейчас работает? — спросила Кэсси.

Ее совсем не интересовало, чем зарабатывает на жизнь консультант Вон Бриско, но вопрос показался ей безобидным и безопасным. Неприятно не доверять подруге, но на всякий случай лучше увести этот разговор как можно дальше от Дубая.

— Над какой-то правительственной ерундой. Сейчас он снова в Эджуотере, это в Мэриленде. Ему больше нравится работать с частными клиентами, но семье намного проще, когда он в Мэриленде или поближе к столице. Когда девочки были младше, а он консультировал фармацевтическую компанию в Колорадо, было страшно неудобно, просто кошмар — заниматься детьми было некому. Дома мы его почти не видели. Постоянные разъезды. Типа как у меня. А теперь он каждый вечер дома и этой осенью сможет вместо меня забирать девочек отовсюду, куда они ходят после школы. А таких мест не счесть.

— Как там в Берлине?

— Нормально. Нервничаешь перед встречей?

— Нет, — солгала Кэсси. — Сколько еще раз они могут спросить, как Соколов вел себя по время полета и не сказал ли что-нибудь необычное?

— Они больше ничего не спрашивают?

— Пока нет. Может, на сегодня припасли вопросы поинтереснее.

— Кэсси, слушай…

— Слушаю.

— Тебе что-нибудь нужно? Я могу что-то для тебя сделать?

— Например?

— Не знаю. Просто я так тебе сочувствую. Просто я…

— Я в порядке, — перебила Кэсси, желая остановить подругу прежде, чем та ляпнет что-нибудь такое, о чем они обе потом пожалеют. — Мне пора бежать. Родственники приезжают из Кентукки, у меня еще куча дел. Я очень благодарна тебе за предложение, рада была услышать твой голос. Очень рада. Но я в норме.

— Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

— Ага, в Берлине, — рассмеялась Кэсси.

Если ей потребуется помощь, возможно, подруга в этот момент будет на другом континенте на расстоянии шести часовых поясов.

Пытаясь на время забыть о газетах и предстоящем допросе, Кэсси устроилась на диване и дочитала «Смерть Ивана Ильича», периодически отвлекаясь от России девятнадцатого века и бросая взгляд на Эмпайр-стейт-билдинг. Она не рисовала мысленно свой образ: вот сидит дама — вся из себя благонравная и добродетельная, читает Толстого. И не испытала облегчения, когда Иван Ильич избавился от страха и приветствовал тот великий неотвратимый свет. Нет, ее мысли постоянно возвращались к Алексу Соколову вместе с надеждой, что он не проснулся в тот момент, когда ему перерезали горло.