Книга Советы по домоводству для наемного убийцы - Халлгримур Хельгасон

От матери я получил имя Томислав, фамилия моего отца Бокшич. В Штатах, после первой же недели, я превратился в Тома Боксича. А уж затем в Токсича.

Каковым остаюсь и поныне.

Я часто задаюсь вопросом, кто кого отравил: я свою фамилию или она меня? В любом случае опасность вам со мной гарантирована. По крайней мере, так говорит Мунита. Для нее опасность — как наркотик. И сама она — динамит. Она жила в Перу, пока ее семья не погибла от бомбы террориста. После чего она перебралась в Нью-Йорк и нашла работенку на Уолл-стрит. К своим обязанностям она приступила 11 сентября. В нашу первую совместную поездку в Хорватию она стала свидетельницей двух убийств. Одно, признаюсь, на моей совести, зато другое — чистой воды случай. В каком-то смысле это было даже романтично. Мы ужинали в ресторане у Мирко, когда парень за соседним столом пустил себе пулю в висок. Несколько капель крови угодили в ее бокал с вином. Я ей ничего не сказал. Она так и так пила красное.

Послушать Муниту, так она вовсе не помешана на насилии, но я-то считаю, что на Горевестника она запала из-за его токсичной натуры. Бомбежки в основе наших отношений. Секс у нас взрывной. Мунита берет телом. Мужские взгляды всегда ползут по ней снизу вверх. Как многие из Латинской Америки, она небольшого росточка, кое-кто даже называл ее толстушкой, но это были их последние слова. Когда она идет по улице, я слышу, как колышутся ее груди. Шух-шух, шух-шух. Мой любимый звук в Америке. Иногда она надевает просторную оранжевую рубаху, и тогда „шух-шух“ слышу не я один. Когда мы познакомились, у меня было такое чувство, что где-то я ее видел. Перед тем как мы поженимся, надо будет ее спросить: может, она снималась в порнухе или выкладывала фотки в интернете?

Вариант с Мунитой-Бонитой для меня идеальный, так как все ее семейство уже на том свете. Ни тебе тещи, ни шурина, никаких застолий на День благодарения, не надо посещать детские праздники и чужие свадьбы и стоять посреди дурацкой лужайки, под ярким солнцем, когда у тебя за спиной толпа народу и ты рискуешь получить пулю в любую минуту.

Муниту Розалес, как магнитом, тянет к убийцам. До меня она встречалась с одним тальянцем с Лонг-Айленда (для нас „итальянцы“ превратились в „тальянцев“, после того как Нико случайно отстрелил букву „и“ на ресторанной вывеске). Хотя послужной список у него гораздо короче моего, можно сказать, что он мой коллега. На родине меня назвали бы plačeni ubojica[1]. В Нью-Йорке эта профессия называется „убийца по контракту“ или „киллер“. С тех пор как я приехал в эту страну шесть лет назад, похоронные бюро не оставались без работы. Мне даже пришла в голову мысль заключить договор с одной из таких контор. Недавно я сказал Дикану: может, тебе по-тихому вложиться в похоронное бюро? Представляешь, какие бабки мы будем огребать с наших жертв? Чпок — и в банк.

Расскажу вам о своей работе. Пять дней я тружусь вейтером в „Загребском самоваре“, красивом ресторанчике на Восточной Двадцать первой улице. Слово waiter попадает в самую точку, поскольку в основном мне приходится wait[2], пока не придет черед другой работы. Скучища, конечно. Моя душа, балканский зверь, жаждет добычи. После трех месяцев без единого выстрела я начинаю лезть на стенку. Мой самый застойный год — 2002-й. Два трупа и один промах. До сих пор переживаю. В нашем деле промах может стоить тебе жизни. Лучше вам не знать, что такое крезанутый подранок, поджидающий тебя на каждом углу с прощальным патроном в стволе. Столкнувшись с тем, что их пытались убить, люди расстраиваются. Зато скажу вам без обиняков: мой промах 2002-го обернулся моим первым хитом в 2003-м. Нынче у меня идет в дело каждый патрон. Знаете, как меня окрестили? Токсич Три Обоймы. Восемнадцать патронов — восемнадцать покойников. Говорят, что это манхэттенский рекорд. Один тальянец по фамилии Перрози вышел на две обоймы еще в восьмидесятых, когда Джон Готти был королем Квинса, но три обоймы первым сделал Токсич. Тальяшки, по-моему, уже не те. Когда они делают про тебя больше фильмов, чем ты делаешь заказов на убийства, это значит, что ты уже причислен к лику святых. Через двадцать лет у нас будет собственное шоу поющих киллеров. Но к тому времени я обзаведусь кликухой Дрожащий Курок, кудрями и пристрастием к виагре.

Насчет трех обойм. Я объясняю Муните, что это все из-за окружающей среды. Для меня это не пустой звук. Зачем добавлять грохот лишнего выстрела к городскому шуму, и без того повышенному? Я сказал ей это на нашем третьем свидании, после того как она в очередной раз спросила, кем я работаю. На то, чтобы добиться четвертого, ушел месяц звонков и проникновение со взломом.

Извините, что сразу не уточнил. „Сделал обойму“ значит, что за каждой из шести пуль последовали похороны. Шесть патронов — шесть гробов. С плачущими вдовами, цветами и всем, что полагается.

Дикану уже давно следовало повысить меня в должности, но этот сукин сын надулся, как жопа с заткнутой дыркой. Долбаный Сосунок. Только и слышу:

— Токсич хороший вейтер. Заказы выполняет.

Если когда-нибудь Билич отдаст приказ избавить его от Сосунка, я сделаю это с большим удовольствием. А зовут его так за привычку после каждой еды облизывать свои короткие толстые пальцы.

Мы стараемся не высовываться. По-нашему, ЗНД — залечь на дно. Я, например, стараюсь решать вопрос с клиентом по-тихому — в гостиничном номере, в его машине или в его доме. Желательно без свидетелей. Если не получается, мы частенько приглашаем клиентов к себе в ресторан на „тайную вечерю“. Это дежурная шутка. В конце ужина я им приношу счет на такую астрономическую сумму, что они всегда предпочитают заплатить собственной жизнью. Для этого мы их уводим в специальную комнату на задворках. Мы окрестили ее Красной гостиной, хотя на самом деле стены там зеленые.

В „Загребском самоваре“ обычных посетителей не бывает.

Кстати. Название ресторана — глупее не придумаешь, ведь русский самовар не имеет никакого отношения к хорватской культуре, но Дикан считает это хитрым ходом. „Кто обращает внимание на дурака?“ — любит повторять он.

В должности меня до сих пор не повысили, но жаловаться грех. Деньги хорошие, не говоря уже о еде. Квартира вообще шикарная, угол Вустер и Спринг, за этот район Мунита готова в лепешку расшибиться, и шумный Нью-Йорк мне по нутру, а все же не проходит долбаного дня, чтобы я не вспомнил про свою долбаную родину. Не так давно я подключил „золотой кабель“ и теперь могу смотреть хорватские каналы и футбольные матчи „Хайдука“ из Сплита. Раз в году моя мать спрашивает меня по телефону, когда уже я наконец возьмусь за ум. В переводе с хорватского это означает „денежки тю-тю“. Положив трубку, я сразу посылаю ей пару тысчонок через интернет. Как раз на год хватает.