Книга Арестант особых кровей - Агата Грин

— …И ты был прав, говоря, что мы должны развиваться, использовать свои способности на благо мира, особенно в наше опасное время, когда раса спящих переходит к активной фазе нападения на людей. Я решила отбросить страхи и опасения и стать психокинетиком. Я рискнула выбрать этот путь, глядя на тебя.

Примерно такого ответа я и ждал, но он все равно меня расстроил. Я решил усмехнуться или сказать-то что-то насмешливое, чтобы закрыть эту тему, но поймал себя на том, что не хочу.

— С примером для подражания ты сильно ошиблась, — заявил я. — Да, я говорил, что мы должны развивать своим способности и становиться сильнее. Да, я призывал учиться психокинезу. Но сам же своим примером показывал, что действовать надо грубо, внахлест, игнорируя основы безопасности, забивая на медитации и восстановление. Зрителям нравилось ассоциировать себя со мной, с «бессмертным». Их пьянили мои победы, словно они сами их одерживали. Ты считала, что я знаю, что делаю? А я просто исследовал пределы своей силы. От меня было бы больше толка, если бы я умер во время испытаний! Тогда бы в головах у зрителей отложилась простая мысль: с эо шутки плохи!

Я прошел вперед, посмотрел куда-то вперед, чтобы отвлечься, но злость на самого себя развернула меня к Тане, и я гневно бросил:

— В кого ты влюбилась? В глупого юнца, которому было предпочтительнее умереть, чем проиграть? Мои эффектные приемы вдохновили тебя идти учиться? Славно, славно. Поздравляю, ты дура.

Девчонка побледнела до практически прозрачного состояния и молча смотрела на меня трагически распахнутыми глазами. Мне хотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она поняла, как сильно ошибалась.

— Ориентир… — с отвращением выговорил я, и сплюнул на землю.

Знали бы мои гребаные фанаты, как я ненавижу все это!

Участие в «Новых богах» было ошибкой. И тот спор… Я пошел на шоу не потому, что проспорил — это было удобным предлогом, а потому что в глубине души жаждал показать, кто я таков и что умею. Я кичился тем, что сам придумывал приемы, не полагался на наставников, не слушал советов и предостережений. Психокинез всегда был для меня игрой.

Родители держали меня в узде, как могли, учили, втолковывали правила, но моя юношеская дурь была непобедима. От успеха у меня сорвало крышу, всесоюзная известность опьянила, и в Роду Малейв я уже не ощущал себя бесполезным приемышем…

Зрители хорошо запомнили мои слова, которые я произнес, хмельной от очередной победы: «Ничего не бойтесь! Выжимайте эо по максимуму! Мы — люди нового поколения! Мы способны на все! Мы боги!»

Я хорошо подходил на роль «бога», я охотно показывал приемы психокинеза, сделавшие меня знаменитым. Я призывал не щадить себя на тренировках и развивать способности, даже если они слишком слабы. Я упивался своей ролью учителя и не понимал, что заражаю фанатов не уверенностью, а гордостью, что призываю их не к развитию, а к риску.

В Роду Малейв был мальчишка, симпатичный, на редкость приятный для центаврианина. Он меня обожал. В четырнадцать он умер от деформации потоков энергии. Оказалось, по ночам он пытался овладеть одним из моих приемов… Он тоже хотел стать богом. Он мне верил. Как и многие другие.

— Ты видела статистику? — спросил я тихо. — Сколько психокинетиков умерло, пытаясь повторить «огненный танец»? Сколько получили неизлечимые деформации потоков, подражая моей технике? Мои приемы называют «сложной авторской системой», а меня — «непревзойденным мастером». Ма-а-астер! — саркастически протянул я. — Род Малейв делает все, чтобы я оставался в глазах общества положительным и успешным. Они быстро заставили замолчать тех, кто открыто заявлял, что моя техника слишком опасна и непредсказуема в использовании. А я принимал это, как должное. До поры до времени…

Я замолк и, поморщившись, потер висок. Где-то там, в голове, уже разливались тупые, слабые боли. Бесполезно объяснять, красноволосая не поймет.

— Занятия психокинезом всегда были опасны, — осторожно сказала Тана. — Люди умирают, занимаясь даже проверенными методиками. Способности у всех проявляются по-разному. Ты показал новый уровень владения эо, на пределе — и не умер ни сразу, ни после стольких лет! Неудивительно, что ты так знаменит. Ты в какой-то мере феномен.

— Потому что владею умением хитровыделанно использовать эо? — едко спросил я. — Ты и себя, наверное, особенной считаешь, потому что психокинезом овладела, потому что выделилась из массы обычных людей? Но вот мы здесь, моя дорогая, с имплантами, без эо, и что остается в нас особенного, феноменального? Ничего, — хрипло закончил я. — Ничего у нас не остается. Мы просто жалкие людишки, слабые без своих психических способностей. Годные только на то, чтобы копаться в мусорке, или в архиве на столе по кнопочкам тыкать.

— Ошибаешься, — возразила Тана, но в ее голосе не было уверенности.

Она смотрела на меня со страхом. Но она боялась не меня, а моих слов, и я знал это наверняка.

— Так переубеди меня, — попросил я. — Докажи, что мы, психокинетики, лучше прочих, что на нас стоит равняться! Докажи, что я пример для подражания! Я, отправленный сюда за внушение!

Девушка замерла и даже будто не дышала, словно до нее только что дошло, что мы в трудовой колонии, куда отправляют за незаконное использование эо.

— Нет никакого развития, нет никакого нового поколения. По сути мы все те же люди, слабые и жадные, — тихо, с горечью сказал я. — А мы с тобой в частности еще и преступники.

Она опустила голову. На этот раз у нее не нашлось аргумента, чтобы возразить.

2 Овуляция у женщин старших рас — это не циклическое явление, а психоэмоциональное. Женщина входит в фертильную фазу только когда испытывает продолжительное влечение к определенному мужчине.

Глава 15

Тана

Общение с Найте всегда было для меня мукой, а после того нашего разговора все сильно усложнилось. Сам же задал вопрос о шоу и сам же вспылил, разоткровенничался, смотрел поистине рептилоидным взглядом, а потом и вовсе подвел пессимистический итог — мы слабые, жалкие преступники…

Как же мне хотелось возмутиться, оборвать его резко, заявив — не «мы», а «ты»! Но я прикусила язык и ничего так и не сказала — нет у меня морального права ставить его на место.

Но и у него нет морального права задирать нос!

Я много наблюдала за ним на мусорке и теперь, получив возможность вести более близкие наблюдения, могу сказать с уверенностью — в своей гордыне Найте действительно бог. Он вроде бы близко к простым смертным, но в то же время недостижимо далеко. Если ему нужно, он к любому ключик подберет, разговорит, обаяет, но в этом не будет искренности — это очередной прием в арсенале «мастера». На самом деле он такой же неисправимый сноб, как и его высокородные родственнички. Это прослеживается в том, как он смотрит, как он говорит, как он себя ощущает среди нас, плебеев. Он не так уж выделяется, и арестанты рады этому. Но это притворство. Он держится просто со всеми, потому что это выгодно.