Книга Тупо в синем и в кедах - Марианна Гончарова

* * *

А. Ш. – лауреат Нобелевской премии. Удостоен как борец за мир.

* * *

Об А. Ш. пишут, что он человек сильной этической воли. И что важно, он – человек мысли. Которая всегда неотделима от дела.

* * *

Господи, как же правильно! Спасибо, Тони, за такое открытие. Швейцер призывает человечество к… состраданию! К состраданию! И сострадание должно быть активно. И еще он говорил, что нет героев действия, есть герои самоотречения. Сам он был героем действия, а действие уже диктовало ему самоотречение.

Он говорит, что сочувствие к другому человеку – это потребность, вызывающая мгновенные моральные реакции.

* * *

С кем, с кем бы мне об этом поговорить?.. Пойду, помолчу и подумаю. Потом позвоню Лали. Потом пойду к Полине.

* * *

Альберт Швейцер призывал к терпимости: национальной и религиозной.

Как будто он живет сейчас. Нет, на самом деле он должен жить всегда.

* * *

Он говорит, что недоверие к друзьям – вершина бесчестья.

* * *

А. Ш. о внутренней собственной правде: «Набраться смелости – не бояться людского мнения, если речь идет о моем внутреннем убеждении».

* * *

А. Ш.: «Биологически в человеке заложены этические реакции».

Пауль Францевич тоже говорит, что человек рождается с чувством справедливости, заложенным природой. Богом. Думаю, у многих этические реакции со временем тормозятся и исчезают. Откуда-то берется нетерпимость, узость взглядов. Как молочные зубы – так выпадает из сознания человека все врожденное.

* * *

Альберт Швейцер – праведник мира. У него повышенная чувствительность к правде, к красоте, он испытывает глубокое сочувствие к любому одушевленному существу.

По моему мнению, Альберт Швейцер – один из немногих инструментов Бога. Когда я думаю об Альберте Швейцере и о его миссионерстве, в моей голове звучит «Аллегретто» из Седьмой симфонии Бетховена. Сначала альты… Потом нежные скрипки. Нервно, благородно, трагично, возвышенно… Божественно.

#лашхия

Пришла к Лали. А ее прадедушка сидел у дома, курил трубку и так счастливо щурился на солнце. Я ему сказала:

– Доброе утро, дедушка.

– Здравствуй, Лиза, – сказал прадедушка Лали. – Смотри какой красивый, – он показал рукой на подвязанный виноград, а там гроздья, тугие, тяжелые, виноградины матовые, косточки просвечивают, золотистые, как будто полные медом.

Дедушка сказал: «Ничего нет лучше обыкновенной жизни».

Я тоже так считаю. Но не сказала ему ничего, потому что у них не принято перебивать старших даже тогда, когда они молчат.

#the_last_of_mohicans

На днях мы с Лали и, конечно, в сопровождении Дато ездили в торговый центр купить белый лифчик и послушать, как играет Илай. Мне кажется, он нас так и не увидел. Он, прикрыв глаза, бил и водил пальцами по своему хангу. Тот как живой откликался и рождал космические мелодии. Вокруг Илая собралась толпа, молча слушали и клали деньги в небольшой круглый футляр. А у меня по плечам и спине опять побежал холодок, как будто я чего-то не успеваю и надо срочно что-то делать. Мне было так приятно смотреть на Илая, что даже немного тошнило.

Дато возмущался на обратном пути: «Что за музыка, плавает в воздухе. Испарится и никаких воспоминаний не оставит. Мне нравится музыка, когда ты ее слушаешь, потом идешь и поешь себе: ти-ри-ди. Ти-ри-ди. Ти-ри-ри, рай-рай-ра… А тут что споешь по дороге домой? Совсем от этой музыки пустая голова. Никакой земной опоры нет у нее». Дато – будущий архитектор, он понимает толк в прочности и опоре. А по мне, музыка не обязательно должна оставаться мелодией в голове. Она может оставаться энергией в теле, в душе, она может преображаться в слова и картины. И холодок в локтях. И растерянность. И легкость в ногах. Что-то вот такое у меня…

Мне очень многое нравится. Даже то, чего Дато не замечает и проходит мимо. Мне нравится все, с самого утра до позднего вечера. Только иногда что-то или кто-то вызывает досаду. А так – все замечательно. Я скучаю по доктору Натану. Мы говорим по скайпу и с ним, и с доктором Славой, а доктор Варений Алексеевич говорит нам с Мистером Гослином – мамочко.

И вот – я услышала ханг, космическую музыку. Поразительная штука эта музыка, эта жизнь, эти люди, этот Илай, эта я…

#school

Из хорошего. Наладились отношения в классе. Все спокойно. Все думают только о выпускных государственных тестах и о будущем. Я приятельствую с девочками Викой-Реной. Хэттер совсем мой друг и друг нашей семьи, как мне кажется. Ну и с другими ребятами все нормально. Даже с Кубриной-сплетницей. Она взялась за голову и каждое утро списывает у меня домашку, просто уже учить-то некогда, а иногда я просто фотографирую все и отсылаю ей в личку в «ВК», поэтому она стала как-то добрей, мягче, сняла с губ, носа и ушей свой многочисленный пирсинг и стала бегать по утрам. Тимофей повадился мне звонить поздно вечером и спрашивать «шо по матимоше». Человеку семнадцать лет, а он говорит «матимоша», то есть математика. Я спрашиваю, по алгебре или по геометрии? А он в ответ: «Шо делаешь?»

Кузя сказала, что скоро отстанет. Так в школе бывает, кто новенький, за тем и волочатся. Просто потому что интересно, что за человек. Чтобы узнать поближе. Но Тима не отставал. Пару раз я дала телефон Диме, и он ответил Тимофею, что я уже сплю. Тима еще звонил, звонил, в школе на перемене подходил, спрашивал: «Бернадская, чо ты морозишься?» А Рена дулась на меня. Детский сад вообще. Тима странный и смешной. Отец подвозит его в школу на очень крутой красивой машине, называется крузак. Но останавливается не доезжая до школы. Тима выходит, буркает что-то себе за спину, захлопывает дверцу, идет, типа он пешком в школу пришел. А машина сзади тихонько тянется, отец наблюдает, как Тима идет. И весь класс знает и наблюдает в бинокль из окон класса, как Тимин папа сопровождает Тиму. Иногда в плохую погоду Тима едет на своей маленькой яркой машинке. Пару раз спрашивал, подвезти ли меня. Глупо все.

Девочки взволнованно обсуждают наряды для выпускного вечера и решают, кто с каким мальчиком будет танцевать выпускной вальс и пойдет под руку по городу. Хэттер заявил мне еще в августе:

– Бернадская, мы идем с тобой в паре на выпускной. И этот… как его… Будем плясать с тобой. Чо там надо плясать? Вальс? О, вальс с тобой сбацаем. И это… Ты, Лизок, главное каблуки не надевай, а то ты и так шпала… И сама выиграешь, удобно будет по городу шляться и танцевать, и мне сделаешь одолжение, мы с тобой будем одного роста. А хошь, я шляпу надену на выпускной, хошь? Котелок, а?

Ну я начинаю хохотать, а Хэттер, мол, ну это на тот случай, если меня не отчислят до конца года. Родителей уже собирали в школе, они забронировали аренду ресторана для выпускного бала, и каждый месяц родители сдают деньги по частям председателю родительского комитета. Там какая-то фантастическая сумма, которая включает в себя традиционные подарки школе, дирекции, учителям, классному руководителю, первой учительнице, аренду ресторана, службу в церкви, какие-то ленты с надписями, шарики и голуби. Голуби! Голуби зачем?! Дима хватается за голову. Я честно и спокойно обещаю, что не пойду на выпускной, мне это не нужно, не интересно, особенно если надо обязательно платье и туфли на каблуках, и прическа, и макияж, и второе платье для ресторана. Это же все буэ-э-э! И весь день выпускники валандаются по городу в этих своих длинных нарядах, стоят под солнцем на площади, потом тащутся строем в церковь, потом в школу на торжественную церемонию, и там вручают, вручают, вручают… И речи, речи, речи! От имени дирекции, от имени родителей, от имени, от имени… Потом ресторан. И там сидеть. И потом еще что-то… Ой, нет.