Книга Тупо в синем и в кедах - Марианна Гончарова

* * *

#till_the_end_of_time #до_скончания_времен

Сейчас расскажу очень важное. Такое важное, которое касается любого из нас. Такое, что не меняется с приходом новой моды, новой эпохи, рождением новых людей… Оно навсегда и будет всегда, до скончания времен.

А как было. В воскресенье у нас в саду назначили званый поздний завтрак. Полина пришла со своим Тони. Оба сияющие, похожие друг на друга, как близнецы. И жесты, и улыбки, и покачивание головой. И когда слушали, прикладывали кулачки к губам. Там смешно – сидят рядышком, и у обоих кулачок у губ с выдвинутым вверх согнутым указательным пальцем. Милые какие.

И вот когда мы с Мистером Гослином надели фартуки (Мистер Гослин в фартуке! Умора! Красавчик! Ми-ми-ми!) и давай разносить всем гостям Агнешкин фирменный яблочный тарт с мороженым, Тони встал и объявил, что хочет сделать заявление. Он достал из кармана коробочку, открыл ее, руки трясутся, мы все замерли, и Тони сказал, обращаясь к Полине:

– Baby, will you mаrry me?

Мы ахнули. Мистер Гослин прямо на одной ножке остановился с перемазанной мордочкой, моя крошка, что это делается и почему все молчат, и что это звенит в воздухе неуловимое и дивное… Полина смутилась. И замялась. И пожала плечами. И сказала, что зачем так торжественно. И еще что-то сказала. Но мы почему-то не услышали, как будто нам уши заложило. Мы только видели, как эти двое шевелят губами друг напротив друга. И Тони тоже смутился, расстроился, положил коробочку на стол и сел. И опустил голову на сомкнутые ладони. И тогда вдруг, как будто прорезался звук, мы услышали, как Полина ему сказала «поздно». И что у нее – она махнула головой на нас с Мистером Гослином – вот, внуки. И что она хочет быть с нами рядом. А мы с Мистером Гослином заголосили, что не надо рядом, что мы будем общаться по скайпу. И выходите замуж за Тони, miss Pauline. Да? Да?! – Мистер Гослин стоял рядом с Полин, весь в шоколадном мороженом, взял ее руки в свои, испачкал ее платье и дергал ее, и заглядывал ей в лицо, и захлюпал носом, и спрашивал:

– Правда же? Правда, ты поженишься на Тони, Полиночка, правда же?

Полина, нас не стесняясь, взяла двумя руками лицо Тони, обцеловала его всего-всего, положила его голову к себе на плечо и гладила, гладила, гладила… И пообещала, что они все обсудят дома. И через какое-то время они пошли домой. А мы все стояли у открытой калитки, смотрели им вслед. Только Мистер Гослин крикнул:

– Тони! Don’t give up!

Это я его научила, подсказала ему, чтобы он так крикнул, чтобы Тони не сдавался. А Тони завел руку за спину и показал Мистеру Гослину знак «ОК», мол, постараюсь.

Полина не оглянулась.

#yellow_blue_bus

Тони сказал интересную вещь. Когда англичанин учит выражение на русском или украинском «я люблю вас», он запоминает на английском слова «yellow blue bus», «желто-синий автобус».

И вот ты говоришь кому-то «я люблю вас», а на самом деле это всего лишь желто-синий автобус. Или наоборот. Говоришь кому-то «желто-синий автобус», а на самом деле признаешься кому-то в любви.

#sad #в_печали

Тони приходил прощаться. Он протянул мне в подарок книгу и сказал: это тебе, Лизбет. Это книга about a man of great compassion, о человеке великого сострадания. Книга эта об Альберте Швейцере.

Тони уезжает. Мы все печальны. Он очень хороший. Полина ехать с ним не хочет. Говорит, пусть Тони будет цумадои. В Японии цумадои – это приходящий муж. В нашем случае – приезжающий.

Мы ничего не спрашивали. Полина ничего не рассказывала. Мы не знаем, был ли Тони женат, есть ли у него дети. Но нас всех, думаю, и Полину, смущает только то, что Тони не стал разыскивать ее сразу. Не пытался ее увидеть и хотя бы проститься по-человечески. Ведь Полина была его официальной невестой. Он еще тогда, в Лондоне, подарил ей, молодой и прекрасной, кольцо на engagement, которое у нее отобрали вместе со всеми личными вещами. А потом не вернули. Часы вернули, блокноты, даже карандаши и сумочку, а колечко пропало. Наверное, кому-то оно приносит сейчас горькое счастье. Счастье в любви и труде на сломанной судьбе двоих, на Полининых слезах…

Словом, Полина осталась. И на вопрос Мистера Гослина, почему ты не поехала, она отшутилась: «А куда же я от тебя денусь? Ты ведь должен выучить английский язык, доктор Гослин?»

А на самом деле, я думаю, Полина не могла свыкнуться с мыслью, не могла понять, почему, ну почему Тони, который любил ее – как он говорил и писал – больше жизни, испугался КГБ. Нет, она его простила. Но забыть не могла. Поняла. Но забыть не могла.

Мне же кажется, что я понимаю его. Потому что недавно прочла книгу Оруэлла «1984».

* * *

Вечером Полина с Димой вернулись из аэропорта, Полина осталась у нас выпить чаю. Было совсем поздно, мы с Мистером Гослином уже прочли главу из Туве Янссон о том, что мужчине ничего не нужно, кроме шляпы, курительной трубки, губной гармошки и верных товарищей. Мистер Гослин сказал, что зимой напишет Санте в холодильник, чтобы ему подарили курительную трубку и губную гармошку на Рождество, остальное у него уже есть. То есть шляпа и верные товарищи. Я держала в руке ладошку Мистера Гослина и ждала, когда он уснет покрепче, и слышала, как Полина и Агния шептались в гостиной. Агния спросила:

– И все-таки?

(Какие они верные подруги – понимают друг друга просто по вопросительной интонации.)

Полина молчала минуту, вздохнула и ответила:

– Попытка отстоять оставшиеся дни…

Потом еще помолчала и добавила:

– Это не я, это…

А кто, я не услышала. Так и уснула озадаченная. Как все сложно, как же все сложно в этих отношениях между любящими людьми, слишком сложно, чтобы понять.

(На полях: Шарль Бодлер.)

#the_man_of_great_compassion

Читаю и перевожу подаренную Тони книгу. Альберт Швейцер разрабатывал принцип абсолютной универсальной этики. Уважение к любой форме человеческой жизни. Ehrfurcht – это больше, чем просто уважение. Это пиетет, преклонение, почтение, благоговение. Благоговение перед жизнью есть основной принцип морали и настоящего гуманизма.

* * *

Альберт Швейцер не верил в то, что один человек может полностью познать другого. Это ужасная самоуверенность и глупость. Даже если человек живет бок о бок с другим человеком много лет. Он говорит, что люди бредут рядом в полумраке и не могут разглядеть черты ближнего…

* * *

А. Ш. говорит, что влезать в чужую душу – неправомерно. Я тоже думаю, что нельзя лезть к человеку в его душу, в его тайны и мысли, если тот не хочет делиться. Он пишет: «Человек не должен вторгаться в чужую личность. И открываться должен в той степени, в которой это свойственно для него». И потом пишет: «И пусть другие судят обо мне как хотят».