Книга Королевские клетки - Илья Ганин

— Я знал, что Вы будете гневаться. Вы уже относитесь к нему, как к своему человеку — и не хотите, чтобы он жил по чужим правилам… — Амир предупреждающе поднял ладонь. — Подождите. Я попробую объяснить. — Амир помолчал, как будто собираясь с духом. — Степь — велика и безбрежна. Но дорог в ней нет, и быть не может — что будет есть табун, если пойдет по дороге третьим? Пустыня велика, но и в ней нет дорог — песчаные волны ходят по пустыне, гонимые волей ветра. Но род идет — и ведет их глава рода, хранитель тропы. Идет купеческий караван — и ведет его караван-баши, из рода хранителей тропы. Если он ошибется, если не выведет всех к источнику — род умрет. Караван погибнет. Если он не найдет источник вовремя — караван погибнет. Придет рано — вода не накопится в оазисе. Придет поздно — столкнется с другим караваном. Хранитель видит путь в звездах и ветре, в вкусе травы и запахе песка. Он отвечает за всех. Он волен в жизни и смерти каждого, кто идет с ним. Если настигнет человека тохар… безумие — он может убить его. Если кто-то возразит хранителю тропы — он умрет. Так появился ханганат, так появились Ханганы.

Ваш король — не хранитель, не повелитель жизней. Он военный вождь. Ваш граф — судья и командир. От него можно уйти, скрыться, жить одному. В пустыне, в степи — нельзя жить одному, не может путешествовать одиночка. Поэтому мы вольны распоряжаться жизнью наших людей. Тахир из рода Дашшар волен был выбрать — останется ли он здесь, или вернется домой. Он выбрал. Не гневайтесь на него и на меня — таков Путь, указанный нам Кобылицей.

— А на вас отец не будет гневаться?

— Надеюсь, нет. Я имею право принимать такие решения. Я хочу сделать вам подарок. Мой отец как-то сказал мне, что нет ничего проще и ничего сложнее, чем подарить человеку то, что ему действительно необходимо. Это почти всегда всего лишь мудрость, в которую он человек поверит… У меня нет своей мудрости, но есть мудрость моих предков. Примите ее в дар. Мой дед, которого я не застал, сказал моему отцу так: ты можешь быть умен и силен как десять великих героев и мудрецов, каждый из которых как сто человек — всегда найдется две тысячи слабых людей — и ты будешь побежден. Ты можешь быть источником блага для тысячи человек — и они разорвут тебя на тысячу частей. Но если тысяча человек будет верить, что ты — их жизнь, и ста тысяч воинов не хватит, чтобы вас победить. Для меня вы — жизнь. Для отца — диковина.

Амир достал откуда-то из под своего плаща плоскую золотую вещицу, размером с ладонь, напоминавшую кружево, но литое. Сложный узор был составлен из букв.

— Что это?

— Это… говоря высоким стилем — жизнь. Если поточнее — это распоряжение любому подданному Варийского Ханганата считать голос и желания предъявителя этой вещи голосом и желаниями Хангана. Конечно, грамотному подданному — хотя и большинство остальных её узнают. Отец вознаградит и Вас, и вашего мужа по вашему желанию — он щедр и не забывает своих обещаний. Но это — от меня. Если когда-нибудь вам потребуется укрытие — не нужно его искать, оно у вас есть. И у Миранды Кэтрин, разумеется.

— Вы ее не дождетесь?

— Офицеры полковника Фрима проводят меня к ней. Это слабость с моей стороны — но с ней мне попрощаться будет даже тяжелее, чем с Вами… Путь Кобылицы неисповедим, и я буду верить, что не уезжаю от вас обеих, а просто начинаю приближаться к нашей следующей встрече, да станет она для всех нас скорой и благополучной…

Лилиан смотрела от главного входа, как вдали исчезает фигура всадника в белом бурнусе на рыжем красавце-коне. Фигуру окружали два кольца охраны — десяток вооруженных ханганцев, два десятка кавалеристов Третьего кавалерийского. Принц уезжал.

— Ваше Сиятельство?

— Лонс, ты читаешь на ханганском?

— Немного, Ваше Сиятельство. Говорю лучше.

— Что здесь написано? — она показала ему золотое кружево.

— Гхрм. Госпожа, это… да, точно, полное имя Великого Хангана. Я бы не советовал вам его произносить вслух, ханганцы считают это святотатством. Откуда у вас эта вещь?

— Подарок… Я передала тебе свитки.

— Да, госпожа. Вот они.

Первым лиля развернула письмо с одной печатью. Личное письмо.

"Графиня Иртон, Лилиан

Я прошу принца Амира Гулима передать вам это письмо. Полагаю, ввиду открывающихся обстоятельств, что вам может понадобиться официальный приказ, который также передаю с принцем. Надеюсь обсудить с Вами и приказ и это письмо, имея в виду наш последний разговор.

С сожалением о краткости этого письма

Эдоард."

Лиля развернула второй свиток.

… сим Повелеваем: разрешается Графине Лилиан Иртон, и дочери ее Виконтессе Миранде Кэтрин Иртон, а также прочим лицам, коих будут упомянутые особы числить в своей свите, покидать замок и поселение Тараль с грузом. Всем слугам Нашим чинить им в том всякую помощь, каковая может им требоваться.

Да будет Слово Наше нерушимо — Эдоард VIII Ативернский.

Лиля аккуратно свернула оба документа и в глубокой задумчивости стала подниматься по лестнице.

Итак, обдумаем ситуацию. Его Величество присылает разрешение — но не приказ. Его величество присылает его так, что практически никто об этом не знает. Он разрешает мне иметь свиту по моему выбору… Что все это может значить? Чего он ждет?

К тому моменту, когда Лиля дошла до кабинета, она пришла к выводу, что ей надо поговорить — обязательно лично! — с Августом. И с Алисией. Срочно.

— Ваше Сиятельство? Записка от графини Алисии.

"Моя дражайшая невестка, графиня Лилиан

Ввиду установившейся прекрасной погоды, я рада возможности пригласить Вас на прогулку в огороде Вальмар в любое время, коее Вы сочтете для себя удобным

С моей искренней любовью,

Алисия, вдовствующая графиня Иртон"

Похоже, мы мыслим в одном направлении — подумалось Лилиан, — но КУДА она меня приглашает?!

Несмешной шут

Альтерс умел себя вести идеально. Лет до десяти, пока Гарт не стал королем (да и и потом тоже), им обоим приходилось лавировать, угождать, а иногда и быть незаметными — иначе их просто били. Сейчас это умение ему пригодилось.

Вот уже третий день он ехал в свите герцога Ивельена, делая вид, что он очень рад и счастлив ехать в столь блистательном кортеже, столь влиятельного и родовитого вельможи… Сопровождение из трех безземельных вассалов он предпочитал не замечать.

Герцог ехал в столицу весьма кружным путем. Он заехал к герцогу Арману — и проговорил с ним весь вечер. На следующий день кортеж поехал вместо прямой дороги на столицу к северо-востоку.

Всю неспешную дорогу Альтерс наблюдал, как к кортежу присоединяются все новые и новые дворяне — явно небогатые, на потрепанных жизнью седлах, в дедовских — так и хотелось сказать "жупанах". Иногда присоединялся — с большой помпой — кто-нибудь покрупнее, провинциальный барон с десятком дружинников. Или даже с полутора десятками.