Книга Калинова Яма - Александр Пелевин

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

Сафонов снова тяжело вздохнул, закурил и принялся расхаживать кругами по комнате. Зажав папиросу в зубах, снова подошел к столу, аккуратно разорвал все три бумаги на тонкие полоски, скомкал, бросил в пепельницу, поджег.

«Новый шифр, — подумал он, продолжая ходить кругами по комнате и поглядывая на загоревшиеся в пепельнице бумаги. — Значит, все-таки опасаются. Кестер был прав. Не позднее 20 июня. Неужели действительно… Черт».

Он кинул в горящие бумаги докуренную папиросу. Когда пламя угасло, он распахнул шторы и открыл форточку. Свежий июньский воздух ворвался в комнату и растрепал занавески. За выходящим во двор окном пели птицы.

Он снова нервно повел плечом и улыбнулся правым уголком рта. Провел ладонью по щетине и подумал, что надо было с утра побриться. Щетина у него всегда росла слишком быстро, и бриться приходилось каждый день, но сегодня не нашлось времени.

Ничего, ничего, подумал он. Наконец-то дело.

Его звали Гельмут Лаубе. Фамилия Белинский была его оперативным псевдонимом.

★ ★ ★

Москва, 12 июня 1941 года, 14:15

— Тарас Васильевич, к вам можно?

— О, Сафонов! Заходи, конечно. Только побыстрее — у меня обед через пятнадцать минут, а я не успел сегодня позавтракать, представляешь? Ну заходи, заходи, что ты как столб, в самом деле.

Сафонов вошел в кабинет редактора отдела культуры «Комсомольской правды» Тараса Костевича, закрыл за собой тяжелую дубовую дверь и уселся на стул. Начальник, невысокий толстяк с аккуратно выбритыми усиками, был, как всегда, суетлив и подвижен, даже когда сидел: его грузное тело, казалось, все никак не может найти подходящее положение в кресле.

— Что так долго возился с интервью? Надо успеть сегодня сверстать. Как прошло? — спросил Костевич.

В кабинете было душно и накурено: на столе Костевича стояла пепельница с горой окурков, которые он так и не удосужился выкинуть. Окно было раскрыто нараспашку из-за жары, на стене висел портрет Сталина.

— После интервью мне пришлось быстро заехать домой, — ответил Сафонов. — Представляете, служебный пропуск оставил. Но я ведь укладываюсь в срок, через час сдам готовый материал.

— А надо раньше срока! — громко и твердо сказал Костевич. — Да шучу, шучу. Я без претензий. Ты ко мне зачем?

— Понимаете, тут такое дело… — замялся Сафонов. — Вы знаете брянского писателя Юрия Холодова? Он часто бывал в Москве, у него здесь был творческий вечер.

— Конечно, — нахмурился Костевич.

— Дело в том, что он поступил на службу в Красную армию. Причем по собственному желанию: захотел, видите ли, посмотреть солдатский быт изнутри, вдохновиться для новых рассказов, прославляющих наших красноармейцев.

— Дело хорошее, — пробурчал начальник, продолжая хмуриться: видимо, он был погружен в свои мысли.

— Я был раньше знаком с ним, — соврал Сафонов. — И хотел бы отправиться в командировку в Брянск, чтобы написать о нем очерк. О нем, о быте гарнизона — если, конечно, разрешат.

— О быте гарнизона вряд ли разрешат, время неспокойное. Кстати, что там твой немец? Не говорит, когда война будет?

— Войны не будет, — улыбнулся Сафонов.

— Ну-ну. Ладно, в Брянск, значит, хочешь? Никак не получится, брат, совсем никак. Межрайонные соревнования послезавтра. Будешь там. Спортивный отдел тебя опять хочет, передам тебя им.

Сафонов почувствовал, будто на него медленно опускается потолок. Он сглотнул слюну, хотел было нервно закусить губу, но вовремя осекся и, не подавая виду, сказал:

— Това-а-арищ Костевич. Я уже полгода из Москвы и Подмосковья никуда не вылезаю. Спортивных репортеров и без меня хватает. Целый отдел. Не могу я больше про этот спорт писать, вот правда. Неужели у них никого нет?

— Надоело в Москве сидеть? На поля захотелось? — В голосе Костевича появились нотки недовольства.

— Хочу написать о творческом работнике, решившем разделить с советскими воинами все тяготы солдатской жизни, — без запинки ответил Сафонов, глядя в глаза начальнику.

Костевич побарабанил толстыми пальцами по столу, посмотрел в окно.

— Хорошо, давай начистоту. Что там у тебя в Брянске? Честно говори.

Сафонов тяжело вздохнул и ответил:

— Тарас Васильевич, баба у меня там. Месяц назад сюда приезжала, с тех пор не виделись. Заскучал ужасно.

— Ба-а-аба? — Костевич присвистнул. — Ну дела, Сафонов! И никто не знает! Я-то думал, ходит такой один-одинешенек, живет себе один, а у него, оказывается, баба в Брянске! А здесь что? Здесь что, бабы плохие?

— Хорошие, — смутился Сафонов.

Костевич громогласно расхохотался.

— Ну ты, друг, даешь! Вот честно, без обид: я уже вообще было подумал, что ты из этих…

— Не привык обижаться. Но, Тарас Васильич, отпустите в Брянск, а? Хоть пару дней там побуду, и то хорошо. Текст вам сделаю — просто загляденье будет, а не текст. Может, еще и наверху за него похвалят. Вам же хорошо будет! И на гостиницу тратиться не надо, у бабы поживу.

Костевич усмехнулся в усы, снова присвистнул и ответил:

— Черт с тобой, Сафонов. Поезжай в Брянск. Считай, что это тебе небольшой отпуск за хорошую работу. Хотя ты же будешь работать, ха-ха. Ладно, ладно. Позвоню в бухгалтерию, вечером зайдешь за деньгами, купишь билеты. С Брянским гарнизоном свяжемся, может, и разрешат что. И чтобы не позже 22-го числа вернулся, ясно? Заседание горисполкома будет, как раз будут культуру обсуждать. Чтоб был как штык! Понял?

— Понял, — кивнул Сафонов.

— Все. Иди в редакцию, доделывай интервью со своим немцем. А я на обед наконец схожу.

— Спасибо!

Сафонов поднялся со стула и направился к выходу из кабинета.

— Стоять, — раздался сзади голос начальника.

Сафонов обернулся: Костевич хитро улыбался и опять барабанил пальцами по столу.

— Ты же помнишь, что завтра у меня день рождения?

— Да, конечно.

— Где и когда?

— В 20 часов, в «Коктейль-холле». Вы же сами неделю назад всех звали.

— Молодец, помнишь. А если не придешь, я обижусь. Очень обижусь, Сафонов. Настолько обижусь, что не будет у тебя никакого Брянска.

По выражению лица Костевича иногда трудно было понять, шутит он или говорит всерьез.

— Хорошо, — ответил Сафонов.

— Отличный вечер будет, это я обещаю! Все. Иди, иди. И побрейся!

Сафонов распрощался и вышел из кабинета. Никакой женщины в Брянске у него не было. Он вообще никогда не бывал в Брянске.

★ ★ ★

Из воспоминаний Гельмута Лаубе. Запись от 12 мая 1967 года, Берлин