Книга Островитяне - Тамара Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда не был голодный, и у меня всегда все было хорошо, поэтому соседка быстро уходила. А я брал свой детский стульчик, садился в коридоре и ждал маму с папой. Разглядывал узор на обоях, мамин плащ, папино второе пальто или их горнолыжные куртки, если была зима. Мне не было ни скучно, ни страшно. Я просто ждал их, и всё. И, когда слышал, что вставляют ключ в замок, хватал стул и бежал в свою комнату. Они приходили, и я делал вид, что играл в «Лего» все это время. Поэтому «Лего» у меня было просто завались, на каждый день рождения дарили. Не знаю, почему мне няню не нанимали, — может, тогда у них еще не было столько денег. Но в любом случае никто не говорил мне каждую минуту, что я молодец.
Дедушка на меня накричал. Вообще-то я обычно не замечаю его ворчания, но тут он прямо закричал. И ни за что, главное! Просто он нас не любит. Я давно это поняла. Ну, не в смысле конкретно кого-то: меня или Савку. А вообще всех взрослых внуков. Он только с малышами любит возиться.
— Ух ты, мой внучек, мой Василечек! Дёма-Дёмушка, умная головушка! Ути-пути, Марьяшечка!
И чуть что:
— Отстаньте от малыша, вы же большие! Идите морковку полоть!
И попробуй не пойди! Маленьким в присутствии дедушки вообще слова сказать нельзя, никакого замечания сделать. Самый маленький у него — всегда самый любимый! Еще в том году самым маленьким был Дёма, катался, как сыр в масле, что ни сделает, дедушка все ему прощал, не разрешал ругать и воспитывать, постоянно его тискал, на руках таскал, все самые спелые ягоды — Дёме, первый огурчик — Дёме. Если Дёма спать лег — всё, все сидят и не дышат!
Но тут родилась Марьяшка! И все, Дёма сразу перешел в стан взрослых внуков! Дед даже разговаривать с ним стал по-другому! А Марьяшечка — «сладенькая», «дедушкина радость». Хотя это тоже ненадолго, потому что Настя, моя тетя, ждет малыша и уже совсем скоро родит девочку. Вообще-то обидно, что он так… Хотя Марьяшка, конечно, такая прелесть, что я дедушку немножко понимаю.
Но иногда думаю: а что, если бы после меня в нашей семье уже никто не рождался бы? И я до сих пор была бы самая младшая? Как бы дед со мной общался? Холил, лелеял, баловал, называл «Лиза-Лизок, дедушкина радость»? Или как он меня там называл, когда я была самая-самая младшая… Если вообще как-то называл. Проверить никак не могу, времени, когда после меня никого не было, я просто не помню.
Вот и думаю: почему он с нами, со старшими, так? Не общается, только поручения дает и работать заставляет. А мы же его любим! Хоть и выросли…
Скучно. Был бы велик!
— …Какая все-таки уродина!
— Дура ты, а не уродина!
— И уродина тоже. Смотреть на свой нос не могу.
— Нос как нос. Зато щеки нормальные, не то что у некоторых.
— Да что ты пристала к своим щекам? Обычные щеки!
— Ага, выдающиеся…
Маша с Янкой постоянно спорят, кто кого некрасивее. Мне их всегда убить хочется! Потому что обе очень красивые! А еще очень похожи! Они погодки и даже одну одежду на двоих носят, ну, то есть меняются. Везет им! Я тоже хочу сестру-погодку, а лучше близняшку. Но у меня два брата-балбеса.
У Янки и Маши папа — немец, Штефан. Таня за него еще в институте замуж вышла и сразу уехала в Дрезден. Маша с Янкой там родились. Но в Германии они недолго прожили. Когда Машке было пять лет, а Янке четыре, Таня с ними сюда вернулась.
— Не сошлись характерами, — сказала.
Родители дяди Штефана предлагали им там остаться, даже говорили, что помогут устроиться, но Таня не захотела. Теперь Маша с Янкой обязаны каждый год в Германию ездить — так суд при разводе решил, чтобы у дяди Штефана была возможность видеть дочерей. Они, конечно, не жалуются и вообще говорят, что их папа очень хороший, просто «так получилось». Зато они с рождения два языка знают! Круто! Мне языки трудно даются… И им папа такие подарки делает!
А Таня снова замуж вышла, за дядю Сашу. Он ужасно смешной! У них родились близнецы — Ромка и Костик, ужасно похожие и ужасно смешные.
Счастливые Янка с Машей, все у них есть, даже братья-близнецы. А еще они такие хорошенькие! Светленькие, а глаза огромные, темные, Танины. Просто две куколки!
— …Вот ты дура! Такие волосы — это счастье!
— Ага, знаешь, как голова устает! — Янка накрутила на запястье волосы. Они у нее ниже попы и очень светлые. И все время она жалуется, что волосы слишком длинные и тяжелые, после бани не расчешешь, что голова от них устает…
И не обрезает при этом.
Я вот слушаю их и прямо убить готова. Потому что с их внешностью жаловаться — это… как уж бабушка говорит? А! «Бога гневить»! Вот! А иногда еще мне кажется, что они это назло. Ну, чтобы моя самооценка упала вообще ниже плинтуса. Я встала рядом с ними перед зеркалом. Пусть полюбуются и успокоятся уже.
Вот точно — мой предок был эфиопом каким-нибудь. Или камерунцем. Серьезно. Потому что у меня волосы — сплошь тугие мелкие колечки. Правда, не черные, а самые обычные, коричневые. Коротко пострижешься — барашек получается. Отрастишь — торчат в разные стороны. Терпеть не могу. Просто ненавижу! Хорошо папе (у него такие же, мне одной от него досталось)! Постригся коротко-коротко, даже и незаметно, что кудри. Вот тоже постригусь под мальчика! Потому что вытягивать специальным утюгом для волос мне их мама не разрешает! Говорит, сожжешь волосы, они выпадут и будешь лысая. Еще неизвестно, может, и лучше лысой, чем таким бараном.
Так Маше с Янкой и сказала. Они, конечно, тут же давай меня нахваливать! Что такие волосы — одни на миллион! И что жуть как клево и удобно! Угу, угу, они таким бараном не жили…
Я от них сбежала. Врут они всё. И про меня, и про себя. В сарае я быстро замотала волосы узлом, стянула на затылке резинкой. Будем считать, что их нет. Правда, лучше вообще не думать. У меня еще и зубы кривые. Ну, не все, а два только. Мама обещала, что в сентябре пойдем ставить брекеты. Вот еще ходить с ними…
Я не люблю свое имя. Не только потому, что многие сразу удивляются:
— Ты разве не русский?
И вглядываются в мои серые глаза, рассматривают русые волосы. И не будешь же всем и каждому объяснять, что вообще-то вполне русское имя, вспомните поэму великого нашего Александра Сергеевича, чего вам еще? А еще бесит, что только два варианта придумали мне родственники: либо строго-официальное мамино Руслан, либо приторно-детское Олино Русик. Еще непонятно, что хуже. Видимо, поэтому папа всегда зовет меня просто «сын». Я и в телефоне у него так записан.