Книга Яйца, бобы и лепешки - Пэлем Грэнвил Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да? Что?
– Я пойду в клуб, заплачу взносы.
Лицо его осветилось. Лоб давно вспотел, волосы, должно быть, побелели, но красоту создают взор и улыбка.
Черное, естественно, выиграло. Крупье отложил в сторону 22 800 франков.
– Иди, – согласился Бинго. – Иди, душенька. Какая мысль! А я еще тут побуду. Лица такие занимательные… А ты иди, иди.
Через двадцать минут ушел и он. Двигался он не очень ловко, поскольку рассовал по телу, включая носки, 48 000 франков. Жену он заметил не сразу. Она сидела у бара перед бутылкой «Виттель».
– Пип-пип! – сказал счастливый муж, но тут же осекся. Жена была печальна, если не хуже. Неужели она догадалась?..
– Ну как ты? – фальшиво спросил он, присаживаясь рядом с ней. – Как делишки? – Она молчала. – Кстати, вот твоя брошь.
– Да?..
– А то как же! Я думал, что ты обрадуешься и… и взял на почте.
– Спасибо, – выговорила Рози. – О, кроличек!
Бинго испуганно схватил ее за руку. А вдруг поможет?
– Кроличек, – продолжала жена, – мы ведь всё говорим друг другу?
– Мы? О чем речь! Конечно.
– Помню, ты мне это обещал во время медового месяца.
– Еще бы! – подтвердил он, удивляясь, чего только не сделают влюбленные.
– Мне было бы очень неприятно, если бы ты что-то скрывал.
– Естественно.
– Значит, если ты захочешь играть, ты мне скажешь?
Бинго вздохнул. От этого он мог бы и треснуть, но что с того? Он задыхался. И вообще, чем быстрее треснешь, тем лучше.
– Понимаешь… – начал он.
Но жена его перебила:
– Когда я туда пришла и направилась к столу, на меня что-то накатило…
– ?!
– …и я потеряла двести фунтов за десять минут. О, Бинго! Прости!
Бинго не выпустил ее руки, да он и не смог бы. Что там, он не выжал бы сока из виноградины.
– Ну-ну… – выговорил он.
– О, Бинго!!!
– Ну-ну-ну…
– Ты меня простишь?
– Конечно. Хр-р… Конечно.
– О, Бинго! – Глаза ее засияли. – Таких, как ты, на свете нет!
– Ты думаешь?
– Вылитый сэр Галахад. Другие мужья…
– Ах, что там! – сказал он. – Я понимаю такие порывы. Не испытываю, но – понимаю. В конце концов, что двести фунтов перед мгновением радости?
От полноты чувств он закричал бы, но это не дозволяется. Нельзя и запеть, воспротивится бармен, а то и посетители. Тут он увидел бутылку.
– Душенька! – сказал он.
– Да, дорогой?
– Вот, смотри. Я ставлю ее так. Теперь, если хранить равновесие…
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Один Трутень показывал двум другим укушенную ногу, когда появился четвертый член клуба и, задержавшись у стойки, приблизился к ним.
– Что случилось? – спросил он.
Первый Трутень в третий раз поведал свою историю.
– Этот кретин Бинго зашел ко мне позавчера с бешеной собачкой. Пытался всучить.
– Сказал, что дарит на именины, – прибавил второй Трутень.
– Чушь какая! – подхватил первый. – У меня именины в июле, да и вообще мне не нужны кровожадные твари с острыми зубами. Стал я подгонять ее к дверям, а она – хапц! – и вцепилась. Спасибо, догадался вскочить на стол, но укусить она успела.
Новоприбывший Трутень попросил его опустить штанину. Такие зрелища опасны, если ты недавно завтракал.
– Я понимаю тебя, – сказал он, – но сейчас все объясню. Вчера я видел Бинго. Услышав его повесть, ты поймешь, что надо не судить, а жалеть. Tout comprendre, – прибавил Трутень, изучавший французский в школе, – c'est tout pardonner[1].
Все мы знаем (сказал он), что Бинго – баловень судьбы. Он вкусно ест, крепко спит, состоит в счастливом браке с популярной писательницей – словом, жизнь для него – сладостная песня.
Но нет совершенства в этом мире. Денег у Бинго едва хватает на сигареты. Жене известно, что он ставит на лошадей, которые если приходят к финишу, то в конце процессии; это известно, и ей это не нравится. Прелестная женщина, ничего не скажешь, но спортивного духа в ней нет.
В то утро, с какого начинается повесть, Бинго сидел за столом, угрюмо глядя на яйца и ветчину. Шесть пекинесов резвились у его кресла, но он их не замечал, поскольку думал о том, что в 2.00 – бега, а играть он не может, ибо черствый букмекер отказался принимать вместо денег очарование манер.
Конечно, он мог попросить у жены, но особых надежд не питал. Кто-кто, а Бинго не утопист.
– Душенька, – начал он, – ты мне не дашь деньжат?
– Зачем? – спросила жена из-за кофейника, распечатывая письмо.
– Понимаешь, есть лошадь…
– Ну что ты, заинька! Я не люблю азартных игр.
– Какие игры?! Пришел и забрал деньги. Эта лошадь. Прыщавый Чарли…
– Странная кличка.
– Да, очень. Но я видел во сне, что катаюсь на лодке по Трафальгарскому фонтану с Пуффи Проссером.
– Ну и что?
– Его настоящее имя, – тихо и строго сказал Бинго, – Александр Чарльз. Беседовали мы о том, не завещает ли он нации свои прыщи.
Рози мелодично засмеялась.
– Какой ты глупый! – нежно воскликнула она, а муж ее понял, что надежда, и без того достаточно слабая, угасла вконец. Если так относятся жены к откровениям свыше, говорить не о чем. Соответственно он повел речь о предстоящем визите миссис Бинго к матери, на курорт.
Пожелав ей доброго пути, он вернулся к грустным думам, как вдруг услышал такой радостный крик, что уронил поляйца. Жена размахивала письмом, невероятно сияя.
– Кроличек! – вскричала она. – Это от Перкиса!
– От кого?
– От Перкиса. Ты его не знаешь. Он – владелец журнала «Мой малыш».
– Ну и что?
– Я не хотела тебе говорить, боялась сглазить. Ему нужен редактор. Конечно, я сказала, что у тебя нет опыта, но ты очень умный. Он обещал подумать. Вообще-то он хотел взять племянника, но на того подал в суд портной, и дядя решил, что он не подходит для такой ответственной должности. О, Бинго! Я чувствую, он тебя возьмет. Предлагает встретиться.
– Где? – оживился Бинго. – Когда?
– Сегодня он возвращается из Танбридж-Уэллса. Будет ждать в двенадцать на Чаринг-Кросс, под часами. Ты можешь туда пойти?
