Книга Мисс «Я все могу!» - Вера Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Соболезную, – вздохнула я. И тут же вспомнила о своем: – А мне Леха тоже так и не написал! И не позвонил…
– Гады они! Какие же они гады! – воинственно воскликнула Танюсик.
И я с ней полностью согласилась.
Леха пришел ровно за секунду до звонка. Как будто специально подгадал так, чтобы я не успела закатить ему скандал! Как ни в чем не бывало чмокнул меня в щеку и плюхнулся на свой стул у окна.
– Погода сегодня – гадость, – только и успел шепнуть он, как грянул звонок.
Это была литература. А уж у нашей Марии Игоревны не забалуешь! Пришлось выключить мобильник и отложить разборки до ближайшей перемены.
Я открыла «Евгения Онегина» и вдруг с ужасом вспомнила, что со всей суетой с каблуками и кино забыла выучить письмо Татьяны к Онегину!
Оставалось надеяться, что, может быть, пронесет, и меня не спросят. Надо было продержаться до конца урока – и попытаться быстренько выучить хоть что-нибудь, хоть несколько строчек…
«Я к вам пишу, чего же боле» – это легко, это все знают. И дальше тоже легко – «Что я могу еще сказать…»
Следующие две строчки:
«Теперь я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать…» —
это тоже общеизвестно, и я взбодрилась – ведь у меня память так хорошо в экстремальных условиях работает, может, я прямо сейчас успею все выучить?
Я уже нацелилась на продолжение и прочитала: «Но вы, к моей несчастной доле / Хоть каплю жалости храня…» – как вдруг прямо перед моим носом на страницу лег вырванный из тетрадки листок в клеточку. Леха! Наверное, из алгебры вырвал! Да еще так неаккуратно, наспех… Интересно, что это такое?
Это оказалось запиской. На письмо Татьяны к Онегину легло письмо от Лехи к Сашуле.
«Наверное, хочешь закатить мне хорошую трепку?» – писал мой возлюбленный.
Не глядя на него, я придвинула листок к себе и сердито написала: «И как это ты догадался?»
Листок снова перекочевал к Лехе и последовал быстрый ответ: «Согласен! Готов ко всему. Потому что и вправду виноват :( ».
Ах, вот как! Пытается меня задобрить! Ну погоди же… Я схватила листок и написала: «Почему ты мне не перезвонил?»
На этот раз на ответ понадобилось больше времени.
«Вчера телефон разрядился. Ну и сам я задержался. Когда пришел домой, звонить было уже поздно. А утром я проспал и снова не успел зарядиться :( ».
Ладно, допустим. Но было еще кое-что, что требовало объяснения: «А где ты был вчера после кино?»
«На вокзале».
Что ж, пока что все совпадает с тем, что сказала Танюсик и его мама. Пошли дальше… И я написала:
«Зачем?»
«Встречал некоторых людей».
«Кого?»
«Эти имена тебе ничего не скажут».
А вот это уже было увиливанием! Вместо того, чтобы ответить честно и прямо, он уводит разговор!
«А почему ты не хочешь сказать?» – написала я и так сильно швырнула листок, что он мягко спланировал на пол.
Леха поднял его, прочитал и пожал плечами. А потом написал: «Не хочу рассказывать наспех. На перемене все подробно обсудим».
«А почему не сейчас?»
«Потому что сейчас я хочу попросить у тебя прощения и подарить тебе подарок :) » – и Леха нарисовал на листочке розочку.
Это было так мило, что я растаяла и все ему простила. Что за прелесть этот Леха, умеет найти ко мне подход!
Я улыбнулась – но только той стороной губ, которая была дальше от него – чтобы не возомнил о себе! И уже почти совсем воспрянула духом, как…
– Алешина, к доске! – скомандовал строгий голос Марии Игоревны. – Письмо Татьяны к Онегину!
Это было как меткий удар мухобойки по мухе. Мухой, как вы понимаете, оказалась я.
И мухе мало не показалось.
Наверное, чувства хорошо отразились на моем лице, потому что Леха вдруг вскочил и умоляюще воскликнул:
– Мария Игоревна! А можно я вместо нее расскажу?
– Что расскажете, Алексей? Письмо Татьяны к Онегину? – хмыкнула учительница. – Садитесь. У вас еще будет возможность проявить себя. К следующему уроку всем мальчикам надо будет выучить письмо Онегина к Татьяне.
Верный, преданный Леха! Его безуспешная попытка спасти меня растрогала чуть не до слез. Теперь мне поможет разве что чудо.
Я судорожно вздохнула, бросила на Леху признательный взгляд и поплелась к доске. Сдаваться я не собиралась. Сашуля привыкла бороться до конца!
И к тому же первые четыре строчки я знала твердо.
– Я к вам пишу, – начала я, старательно растягивая слова и делая длинные паузы. – Чего же боле. Что я могу еще сказать… Теперь я знаю, в вашей воле… Меня презреньем наказать.
И все. После этого я замолчала. Надолго. Навсегда. Да уж, теперь в воле Марии Игоревны было действительно наказать меня презреньем!
Я стояла у доски, кусая губы, жалея и ругая себя одновременно. Все правильно. Пушкин – гений, а я – лентяйка позорная. Как же можно было так оплошать! Ведь я же дала слово – друзьям, родителям, себе самой, в конце концов. Я пообещала всем, что буду хорошо учиться, стараться, делать все домашние задания. И – так дешево срезалась! Так что все правильно.
– Та-ак, – произнесла Мария Игоревна, когда ждать дальше было невозможно. – И это все? Плохо, очень плохо! Два!
Рука ее, вооруженная ручкой, зависла над журналом – и вдруг…
Дверь класса отворилась, и на пороге возникла фигурка незнакомой девчонки.
– Это девятый «А»? – спросила она, и ее нежный голосок показался мне самым прекрасным на свете – еще бы, она появилась в самый нужный момент!
– Да, – ответила учительница, так и не опустив ручку. – А в чем дело?
– Я новенькая и должна учиться в этом классе.
– Как вас зовут?
– Лидия Суровцева, – сообщил мой незваный ангел-хранитель, и я чуть не рухнула у доски на запыленный мелом линолеум.
Потому что ЭТО БЫЛА ОНА! Та самая! Лехина бывшая!
Так вот, значит, какая она!
Пока новенькая объяснялась с учительницей, я исподтишка разглядывала ее. Невысокая, худенькая, светлый хвостик, серые джинсы, голубой джемперок, черные кедики – все вроде бы ничего особенного, но миленькое, ладное, сидит так хорошо, как будто для нее сшито. И вся она смотрится легкой, изящной, грациозной, как эльф.
Держалась девчонка непринужденно и уверенно, как будто училась с нами с первого класса и была среди своих. Когда она посмотрела на Леху, на лице ее вспыхнула улыбка. Белозубая, ослепительная – как солнышко после дождя, или неожиданная пятерка, или лишний день каникул.