Книга Правдивая история страны хламов. Сказка антиутопия - Виктор Голков

Подвижники

Смок Калывок, как уже упоминалось, был свергнут подвижниками во главе с Хитером Смитером. Точнее говоря, никто Смока Калывока не свергал: перед тем, как впасть в зимнюю спячку, он, опасаясь врагов и претендентов, приказал завернуть себя в дюжину ватных одеял и положить в саркофаг из гипсолитовых плит. Когда же мусорщики из особой охраны повелителя взломали саркофаг и развернули одно за другим ватные одеяла, то выяснилось, что их повелитель бесследно исчез, оставив на память о себе одни только блестящие черные очки. В связи с тем, что правдоподобных объяснений этому удивительному исчезновению так и не нашлось, ответственность за исключительное происшествие взяла на себя единственная разрешенная в стране подпольная организация подвижников. С этого момента Хитер Смитер вышел из подполья, а все тайные явки организации были закрыты.

В прошлом Хитер Смитер был посредственным поэтом, так и не получившим признания. Разочаровавшись в писательстве, он решил, что его истинное призвание ~ борьба за свободу и независимость хламского народа. Причем главным пунктом его программы было требование позволить ему всенародно взойти на трибуну в черном камзоле. Кроме того, он настаивал на необходимости перекрасить Высокий квадратный забор в зеленый цвет и засыпать силами мусорщиков канал, соединяющий Пруд с самим собой.

Именно в тот момент, когда Хитер Смитер сделался политиком, диктатор Смок, несмотря на закон, согласно которому все граждане Хламии объявлялись потенциальными врагами Хламии, – начал ощущать острый дефицит той силы, которой он мог бы объявить решительную и непримиримую войну. Поэтому ясно, что за предложение Хитера Смитера о создании подпольной организации по борьбе с существующим режимом Смок Калывок с радостью ухватился. После чего были выбраны два мусорщика для строительства подполья под полом дома Хитера Смитера, а также утвержден состав подпольного комитета, члены которого принимались на работу и получали зарплату в одном из филиалов Дворца Повелителей. Там же, под домом Хитера, разместили типографию, издававшую подпольную газету “Возрождение”, каждый номер которой редактировался лично Смоком Калывоком.

Узнав, что повелитель страны куда-то бесследно исчез, Хитер Смитер вышел из подполья. Причем глаза его настолько отвыкли от дневного света, что он был вынужден надеть черные очки пропавшего. В этих очках он стал так похож на Смока Калывока, что с первого взгляда можно было подумать, будто Смок вовсе никуда и не исчезал. И только хрустящий камзол, сшитый из шкуры последней выловленной в пруду лягушки и немедленно надетый им, отвращал от этой ошибочной мысли.

К такому в бригаду я не пошла бы

Таким образом, очнувшись от зимней спячки, жители местечка узнали, что они стоят на пороге Возрождения. Причесав всклокоченные волосы и старательно вычистив обувь, хламы все как один вышли на Площадь. И все как один были в сиреневых шароварах, ибо какой будет их новая одежда, еще никто точно не знал. Под порывами весеннего ветерка широкие шаровары хламов пузырились и начинали хлопать, как паруса. Вот почему в тот день по всей стране было слышно беспрестанное дробное похлопывание. Однако, несмотря на весь этот праздничный кавардак, настроение у хламов было двояким: с одной стороны, они были довольны, что осточертевший всем образ жизни навеки уничтожен; с другой – было обидно, что такое значительное событие, как Возрождение, началось во время зимней спячки.

Причем большинство хламов винило в этом Хитера Смитера и подвижников, не пожелавших своевременно разбудить их. По этому случаю бывшие богемовцы, считавшие себя более талантливыми, чем новый повелитель Хламии, обменивались саркастическими улыбками, не осмеливаясь, однако, сказать вслух то, о чем они думали.

Когда Хитер Смитер взошел на трибуну, то на некоторое время хруст его камзола заглушил похлопывание многих сотен сиреневых шаровар.

“Ах, это похрустывание напоминает шорох крыльев бабочек, разбуженных весенним теплом”, – сошлись во мнении пораженные хламки. И только бывшая аристократка Гортензия Набиванка, недавно вернувшаяся со строительства канала, навела на повелителя неизвестно откуда добытый лорнет и, перекинув сигарету из правого угла рта в левый, пробасила хриплым голосом: “К такому в бригаду я не пошла бы”. После чего смачно сплюнула на начищенный штиблет Шампанского. Иностранец при этом невольно отодвинулся от нее и рукой, засунутой в карман, потрогал свой заграничный паспорт.

Между тем, правитель Хитер Смитер неподвижно стоял на трибуне. Черный камзол красиво облегал его коренастую фигуру. Свое кредо он давным-давно высказал на страницах подпольной газеты, и говорить ему, в сущности, было не о чем. Поэтому он молчал и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, принимал самые эффектные позы, заставляя хламок глубоко вздыхать и ахать от восхищения. И только в самом конце, когда толпа собралась уже разойтись, Хитер Смитер громовым голосом воскликнул: “Граждане! Сменим сиреневые шаровары на сиреневые платки!” После этого призыва хламы дружно зааплодировали и в едином порыве сорвали с себя сиреневые шаровары. Несколько пар найденных тут же ножниц пошли по рукам, и спустя короткое время на шее каждого из присутствующих на площади красовался сиреневый, завязанный на три узла платок.

Прочь с их столбовой дороги!

Последовательно осуществляя подпольную программу подвижников, Хитер Смитер переименовал улицу Смока Калывока в улицу Энтузиастов, а в скором времени организовал и засыпку канала. Для этого мусорщикам были выданы носилки и лопаты.

И закипела работа. Мусорщики, обливаясь потом, закапывали проклятый канал, а празднично приодетые, с платками, повязанными вокруг шеи, хламы прогуливались возле них и с каким-то наивным удивлением повторяли: “Скоро мы построим то, к чему стремились веками!..” Разумеется, хламы никогда ни к чему не стремились, тем более веками, однако, очевидно, они полагали, что именно таким образом они также участвуют в непрерывном процессе великого Возрождения Хламии.

Тем временем, над головами хламов-энтузиастов начал кружиться сияющий, неизвестного происхождения эллипсоидный предмет. Безусловно, само по себе довольно удивительно, когда в воздухе парит серебристый эллипсоид, однако если в это время, в самый разгар Возрождения, происходит историческая засыпка канала, – то тогда в этом нет ровно ничего удивительного. И поэтому хламы вскоре перестали следить за реющим над их головами странным эллипсоидом и принялись вновь доказывать один другому: “Теперь каждый из нас – пружина истории!”

А всеми забытый серебристый эллипсоид, радужно сияя, стремительно подплыл к стене Высокого квадратного забора, бесшумно столкнулся с нею, приземлился и сделался величественным старцем в темных очках и с дорожной тростью в руке. Негромко постукивая своей тростью о мостовую проспекта Моралистов-Эквилибристов, он вернулся к тому месту, где происходила историческая засыпка канала, и, пугая хламов своим высокомерным видом, несколько раз продефилировал по бровке канала, как бы невзначай спихивая зазевавшихся в не закопанные еще ямы. При этом он не просил прощения, а только глухо повторял: “Прочь с их столбовой дороги!” Вечером бывшие богемовцы, которые снова начали собираться в кабачке “Сердцебиение”, по-разному трактовали загадочную фразу надменного старца, однако правдоподобного объяснения так и не нашли.