Книга Лихорадка теней - Карен Мари Монинг

Я чувствовала себя так, словно мое сердце вот-вот разорвется.

Я не могу это сделать. Я только что прошла через все это после смерти сестры. Одна трагедия за другой. Упущенные возможности. Неверные решения. Скорбь.

Скольким людям придется еще умереть прежде, чем я научусь жить? Он был прав. Я — ходячая катастрофа.

Я нащупываю в кармане телефон. Первое, что я делаю — набираю номер Бэрронса. Нет связи. Я набираю номер ЕНММД. Связи по-прежнему нет. Я жму на ЕТУ и, затаив дыхание, пристально смотрю на Бэрронса. Связи нет.

Все линии мертвы, как и этот мужчина.

Меня начинает трясти. Не знаю почему, но тот факт, что я не могу до него дозвониться, окончательно убедил меня в том, что он вне моей досягаемости.

Я наклоняю голову, убираю волосы с шеи и, после нескольких попыток найти правильный ракурс, делаю снимок своего затылка. Так и есть — две татуировки. Метка Бэрронса — дракон с буквой Z в центре — мерцает и переливается слабым светом.

А слева от нее находится черный кружок со странными символами, которых я не знаю. Кажется, Риодан говорил правду. Если эта татуировка оставлена Гроссмейстером, то это многое объясняет. Тогда становится понятно, почему Бэрронс так беспокоился об охране подвала, где я находилась, будучи в состоянии при-йа; как ГМ нашел меня в аббатстве после того, как охранные руны были закрашены; как он позже снова нашел меня в доме, где мы с Дэни жили, и, наконец, как он выследил меня до дома родителей в Эшфорде.

Я вытаскиваю маленький кинжал, который взяла в магазине Бэрронса.

Рука дрожит.

Я могу положить конец своей боли. Я бы просто сжалась в комок и истекла кровью, сидя возле него. И все закончилось бы очень быстро. Может быть, у меня будет еще один шанс в другом месте и в другое время. Возможно, мы перевоплотимся, как в фильме «Куда приводят мечты», который мы с Алиной ненавидели из-за того, что там сначала умирают муж и дети, а потом жена совершает самоубийство.

Сейчас я люблю этот фильм. Я поняла его идею — за близкими людьми можно добровольно отправиться даже в преисподнюю. И если понадобится, то и остаться там жить, пусть это и безумие, потому что лучше быть безумным и жить с ними, чем доживать остаток жизни без них.

Я смотрю на лезвие.

Он умер для того, чтобы я жила.

— Будь ты проклят! Я не хочу жить без тебя!

То, как ты переживешь это, и определяет твою сущность.

— О, да заткнись ты! Ты мертв! Заткнись! Заткнись!

Но ужасная правда заставляет мое сердце разрываться от боли.

Я — та девочка, которая кричала «Волк!».

Я — та, которая нажала ЕТУ. Я — та, которая не подумала, что сможет сама справиться с кабаном. И знаете что?

Я справилась.

Я отогнала его и была в безопасности к тому моменту, когда появился Бэрронс и набросился на него.

В конце концов, я ведь не была в смертельной опасности.

Он умер за меня, но в этом не было необходимости.

Я все преувеличила.

И теперь он мертв.

Я снова смотрю на кинжал. Самоубийство стало бы для меня наградой. А я заслуживаю только наказания. Я разглядываю снимок меток, красующихся на моем затылке. Если бы Гроссмейстер нашел меня прямо сейчас, я не уверена, что стала бы бороться за свою жизнь.

Я подумываю о том, чтобы удалить метку, но потом понимаю, что сейчас я слишком не в себе для такого дела. Начав, я могу не остановиться вовремя. А это слишком близко к позвоночнику. И я легко смогу покончить с собой.

Я швыряю кинжал в грязь, пока не успела пораниться.

Да и кем бы я после этого была? Убив сначала его, а потом и себя? Трусихой. Но меня волнует не то, кем я стану после этого. Меня волнует он и то, что его смерть окажется напрасной.

А смерть такого человека, как он, заслуживает больше уважения.

Я подавляю в себе очередной крик. Он погребен внутри меня, застревает в моем желудке, обжигает горло так, что становится больно глотать. Я слышу его в своих ушах, хотя с губ не сорвалось ни звука. Это безмолвный крик. Самый худший из всех. Я уже испытывала подобное и раньше, чтобы не позволить маме и папе узнать, что смерть Алины убивает и меня тоже. Я знаю, что произойдет дальше, и знаю, что в этот раз будет намного хуже. Что мне будет еще хуже.

Хуже, намного хуже.

Я помню сцены резни, которые Бэрронс показал мне в своих мыслях. Теперь я воспринимаю их по-другому. Я стала понимать, что может довести человека до такого состояния.

Я опускаюсь на колени возле его обнаженного окровавленного тела. Когда он превратился из человека в зверя, его одежда, по-видимому, разорвалась, а серебряный браслет на запястье развалился на куски. Почти две трети его тела покрыты защитными рунами, нанесенными черными и красными чернилами.

— Иерихон, — шепчу я, — Иерихон, Иерихон, Иерихон…

Почему я была так скупа на чувства и не звала его по имени? Я всегда называла его Бэрронсом, и это было словно стена, возведенная между нами, а если и появлялась тоненькая трещинка, то я тут же цементировала ее страхом.

Я закрываю глаза и пытаюсь собраться с силами. Затем открываю их, берусь двумя руками за копье и пытаюсь вытянуть оружие из его спины. Но оно не выходит. Застряло в кости. Мне придется за него побороться.

Я останавливаюсь. Затем пробую еще раз. Плачу.

Он не двигается.

Я могу это сделать. Могу.

Наконец я высвобождаю копье.

Долго сижу возле него, потом переворачиваю его.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что он мертв, то теперь их нет. Его глаза открыты. И они пусты.

Иерихона Бэрронса больше нет.

Я пытаюсь с помощью своих способностей просканировать окружающее меня пространство. Но ничего не чувствую.

На краю обрыва я совершенно одна.

И я еще никогда не была так одинока.

Я пробую все, что только приходит мне в голову, чтобы оживить его.

Я вспоминаю, что, когда мы упаковывали мой рюкзак, собираясь встретиться с Гроссмейстером, я положила туда несколько кусочков плоти Невидимых, казалось, с того дня прошла уже целая вечность. Но большая часть запаса этой плоти была все еще в рюкзаке.

Если бы я тогда знала, что произойдет потом! Что в следующий раз, когда увижу Иерихона Бэрронса, он будет мертв. Что последними словами, которые я услышу от него, будут: «и Ламборгини», сказанные с волчьей усмешкой и сопровождавшиеся обещанием всегда прикрывать мою спину и дышать мне в затылок.

Кусочки извивающейся плоти Носорогов все еще аккуратно упакованы в баночки из-под детского питания. Я беру один кусок, проталкиваю его между распухших окровавленных губ Бэрронса и закрываю ему рот. Комочек плоти выползает наружу через рваный порез на его шее, и я захожусь в безмолвном крике.