Книга Таинственная любовница - Виктория Холт

— Очень печально умереть такой молодой, правда?

— Да еще не раскаявшись во всех своих грехах.

— Не думаю, что у нее было много грехов. Элисон и Доркас говорят о ней так, словно очень любили ее…

В доме священника на площадке между пролетами лестницы висел портрет Лавинии. Когда я была маленькой, то боялась проходить мимо него в темноте. Я представляла, что Лавиния выходит из рамы картины и бродит по дому. Я раньше думала, что однажды пройду мимо портрета и увижу пустую раму, потому что она не успеет вовремя вернуться туда, на портрет. Доркас, которая была весьма приземленной практичной особой и не могла понять моих странных фантазий, говорила, что в детстве я была такой выдумщицей!

— У каждого смертного есть свои грехи, — провозгласил мистер Пеггер. — А у женщин их в десять раз больше.

— Только не у Лавинии.

Он оперся о свою лопату и почесал седую шевелюру.

— Лавиния! Она была самой хорошенькой из дочек священника.

«Ну, — подумала я, — это мне ничего не дало бы, если бы я не видела портрета. Потому что ни Элисон, ни Доркас красавицами не были. Они всегда носили юбки и жакеты унылых темных цветов и грубые башмаки на толстой подошве — что весьма практично и разумно в сельской местности. А Лавиния на картине изображена в красном бархатном жакете и в шляпе с пышным плюмажем».

— Как жаль, что она была в том поезде!

— Да, вот, одно мгновение она еще не знала, что случится, а уже в следующее мгновение… предстала перед Создателем.

— Вы думаете, все произошло так быстро? В конце концов, нужно было еще добраться… туда…

— Вы имеете в виду, без отпущения грехов, не имея возможности раскаяться?

— Ну никто не станет строго судить Лавинию.

Пеггер не был так уверен. Он покачал головой.

— У нее могли быть мимолетные слабости и прегрешения.

— Доркас и Элисон любили ее, и преподобный тоже. Это заметно по их лицам, когда они произносят ее имя.

Мистер Пеггер снова положил лопату, чтобы вытереть пот со лба.

— Это самый жаркий день, который Господь послал нам в этом году. — Он вылез из ямы и сел на бордюрный камень соседней могилы, повернувшись ко мне лицом. Теперь мы смотрели друг на друга поверх зияющей могилы.

Я встала и заглянула вниз. Бедный, бедный Джосая Полгрей, который избивал жену и выгонял собственных детей на работу в поле, когда им было всего пять лет! Повинуясь какому-то подсознательному импульсу, я спрыгнула вниз.

— Что вы делаете, мисс Джудит? — спросил мистер Пеггер.

— Мне просто захотелось почувствовать, каково здесь, внизу, — ответила я.

Я взяла лопату и принялась копать.

— Пахнет сыростью.

— Ну и испачкаетесь же вы!

— Я уже испачкалась, — воскликнула я, когда туфли погрузились в рыхлую землю. Стенки ямы были так близко! У меня появилось очень неприятное ощущение, словно я заперта здесь. — Как, вероятно, ужасно быть погребенным заживо, мистер Пеггер!

— Ну-ка, вылезайте отсюда!

— Я тут пока немного покопаю, чтобы почувствовать, каково это быть могильщиком.

Я вогнала лопату в землю и отбросила наверх то, что смогла зацепить. Повторив эту операцию несколько раз, я почувствовала, что лопата наткнулась на что-то твердое.

— Тут что-то есть, — крикнула я.

— Вылезайте оттуда, мисс Джудит.

Не обратив внимания на слова старика, я продолжала ощупывать лопатой свою находку. Потом вытащила ее.

— Я что-то нашла, мистер Пеггер, — воскликнула я, поднимая над головой найденный предмет. — Как вы думаете, что это такое?

Мистер Пеггер встал и взял у меня из рук этот предмет.

— Кусок старого металла, — ответил он.

Я протянула ему руку, и он вытащил меня из могилы Джосаи Полгрея.

— Не знаю, — сказала я. — Есть в ней что-то такое…

— Грязная старая железка, не более того.

— Но посмотрите на нее, мистер Пеггер. Что вот это такое? Тут на ней какая-то резьба, что-то вырезано.

— Я бы выбросил эту штуку… она такая острая по краям! — предложил мистер Пеггер.

Но я ни за что так не сделаю, решила я. Я возьму ее с собой и отчищу от земли. Она мне нравится.

Мистер Пеггер взялся за лопату и продолжил свою работу. Я, как могла, вытерла туфли, и с огорчением заметила, что подол юбки тоже сильно испачкан.

Еще немного поболтав с мистером Пеггером, я вернулась домой и принесла с собой кусок, как оказалось, бронзы. Он был овальной формы, около шести дюймов в диаметре. Какой эта вещь окажется, когда я ее почищу, и на что может сгодиться? Но я недолго ломала над этим голову, потому что разговор о Лавинии заставил меня задуматься совсем о другом. Я представила, как, должно быть, горевали все, когда услышали печальную весть о том, что Лавиния, любимая дочь преподобного Джеймса Осмонда и любимая сестра Доркас и Элисон, погибла в железнодорожной катастрофе, когда ехала из Плимута в Лондон.

— Это была мгновенная смерть, — рассказывала мне как-то Доркас. Мы с ней стояли у могилы, и она обрезала растущие там розы. — В каком-то смысле это было милосердно, ведь она могла до конца своих дней остаться калекой. Ей был всего двадцать один год. Это стало для нас ужасной трагедией.

— А почему она решила жить в Лондоне, Доркас? — спросила я тогда.

— Она собиралась там работать.

— Кем?

— Ну… гувернанткой, я полагаю.

— Ты полагаешь? Но точно не знаешь.

— Она жила у одной дальней родственницы.

— У какой именно?

— О Господи! Ну, что ты за дотошный ребенок! Это очень дальняя родственница. Мы потеряли с ней всякую связь. Лавиния гостила у нее, поэтому ехала из Плимута. А тут… эта ужасная катастрофа. Погибло много людей. Самое страшное крушение в истории Англии. Мы были убиты горем.

— Именно тогда вы решили взять меня на воспитание, чтобы я заменила вам Лавинию?

— Никто не сможет заменить ее, дорогая. У тебя есть здесь свое собственное место.

— Но это не место Лавинии? Я совсем не похожа на нее?

— Ни капельки.

— Она была тихой и нежной, я полагаю, и не болтала лишнего, не лезла с расспросами, не была импульсивной и не командовала окружающими… В общем, не вела себя так, как я?

— Нет, она была совсем не такой, как ты, Джудит. Но иногда она могла стать твердой, хотя и была нежной и покладистой.

— Значит, вы решили меня взять, потому что она погибла, а я осталась сиротой? Значит, я ваша родственница?

— Ну… какая-то кузина.