Книга Храм любви при дворе короля - Виктория Холт

– Кто же этот человек, осмелившийся возражать нам? – спросил король. – Кто этот Томас Мор? А? Отвечайте!

Генрих VII гневался. Он сидел, выпрямившись, на троне, одна его изящная рука лежала на скатерти из пурпурного бархата, другая поглаживала горностаевый мех мантии. Король силился подавить ярость, возвратить свое обычное хладнокровие; он был практичным человеком, а жизнь научила его, что произнесенные сдержанным тоном слова действенны более, чем меч.

Король поглядел на своих собеседников, сидящих с ним за столом, на котором лежали документы, занимавшие их внимание до появления Тайлера.

– Эмпсон! Дадли! Скажите – кто этот Мор?

– Фамилия, кажется, мне знакома, Ваше Величество, – ответил сэр Эдмунд Дадли. – Но я с ним не знаком.

– Нам нужно внимательно присматриваться, кого будут выбирать в парламент от Лондона.

– Разумеется, Ваше Величество, – поддакнул сэр Ричард Эмпсон.

Ярость одолевала короля. Он злобно сверкал глазами на мастера Тайлера, придворного из внутренних покоев, принесшего дурную новость, хотя обычно не винил людей за принесенные ими вести. Тайлер затрепетал; он горько раскаивался, что не предоставил кому-то другому явиться с известием об отказе парламента – убежденного доводами одного из самых младших его членов – предоставить королю запрошенную им сумму денег.

В этой комнате Ричмондского дворца находился еще один человек – мальчик тринадцати лет, он смотрел в окно, разглядывал барку на реке, мечтал оказаться на месте кавалера, весело плывущего с красивой юной леди в сторону Хэмптона; зрение у мальчика было острым, он хорошо видел эту парочку. Вода под лучами солнца напоминала цветом платье юной леди. Принц уже поглядывал на женщин, и они поглядывали на него. Несмотря на отроческие годы, он не уступал в росте многим мужчинам и обещал вытянуться еще больше. Кожа его была белой, волосы с рыжеватым оттенком сверкали подобно золотым украшениям на одежде.

О юной леди принц быстро забыл; ему захотелось сыграть в теннис, победить всех противников, выслушать их похвалы, притворяясь, будто не слышит, в то время, как они станут притворяться, будто не знают, что он слушает. Мальчик уже два года замечал эту лесть; и как же он, столь падкий до лести, мог искренне жалеть о смерти старшего брата? Он любил Артура, восхищался им; однако с его смертью словно бы лишился одежды из грубой ворсистой ткани и стал обладателем бархатного, шитого золотом камзола.

Мальчик понимал смысл того, что стал принцем и со временем станет королем.

«А когда стану, – сказал он себе, – то не буду сидеть на совете с надутыми слугами вроде Дадли и Эмпсона. Буду думать не о том, как скопить деньги, а как их истратить. Окружу себя веселыми людьми – щедрыми транжирами, а не прижимистыми скрягами».

– Ну, а ты, сын мой? – услышал принц голос отца. – Что скажешь? Доводилось тебе слышать что-нибудь об этом Море?

Мальчик поднялся, подошел к столу и почтительно встал перед королем.

«Мой сын! – подумал Генрих VII. – Вот это будет король! Какое у него сходство с ненавистными Норками! В этой гордой осанке видится его дед, Эдуард Йоркский».

И отец мальчика слегка обеспокоился, вспомнив Эдуарда IV в последние годы жизни, когда его донимала малярия, добавляя, словно озорной рисовальщик, в одном месте пятнышко, в другом морщинку, покуда некогда красивое лицо не превратилось в безобразную маску. Однако повинна в этом была не только малярия; ей содействовал и образ жизни: излишество вкусной пищи, доброго вина, женщин – от служанок до герцогинь. Невоздержанность нанесла Эдуарду жестокий урон.

«Я обязан поговорить с сыном, – думал король. – Обязан наставить его на путь истинный. Научить копить и беречь деньги. Деньги – это Власть, а Власть – удел королей; и если король происходит из рода Тюдоров, он – юное деревце, добыча хитрых и коварных вредителей, ему грозит опасность от старых кустов, претендующих на ту же территорию, а раз так, этому королю необходимо богатство, потому что за деньги приобретаются солдаты и оружие, которые помогут удержаться на троне; за деньги приобретается безопасность».

На доходы Генрих VII не мог пожаловаться, однако, набив деньгами один сундук, неизменно стремился набить следующий. А все, чего он касался, обращалось в золото не так легко, как хотелось бы. Дар Мидаса было у него не в пальцах, а в хитром уме. Что ж, спасибо Богу и за этот хитрый ум. Война опустошала сундуки других королей; сундуки Генриха Тюдора она наполняла. Он не тратился на войну, а наживался на ней. Выжимал из народа деньги под предлогом борьбы с врагами англичан – французами и шотландцами; люди охотно расставались с деньгами, полагая, что хлеб праведного гнева, отпущенный по водам завоевания, принесет богатые трофеи. Поскольку война способна поглотить любые сокровища, Генрих VII требовал еще и еще, платя за полученные доходы эпидемиями, голодом, нищетой. А выжав сколько возможно, поспешно заключал мир; таким образом, деньги эти приносили не войну врагам Англии, а обогащение английскому королю.

Король страдал от бесконечных мятежей; положение его было шатким, так как он представлял собой случайную, привитую неосторожной вдовствующей королевой ветвь на родословном королевском древе, против него восставали многие. Однако с каждым годом он все прочнее держался на троне. Генрих VII не требовал крови тех, кто хотел его свергнуть; лишь просил себе их земли и состояние. Благодаря чему из года в год богател.

И теперь он взирал на стоящего перед ним мальчика не как отец на сына, а как король на своего преемника.

Королева в прошлом году умерла от родов, и Генрих VII собирался жениться снова. У него оставался один сын; смерть Артура, едва успевшего жениться, была тяжелым ударом. Утрата королевы трогала его меньше; на свете много женщин королевской крови, которые, не колеблясь, согласятся стать женой английского монарха; и мысль о том, что жены приносят приданое, ласкала ему душу.

В глубине души Генрих VII не жалел о смерти Елизаветы. Она была доброй, кроткой, подарила ему нескольких детей, но происходила из дома Йорков, и он, несмотря на свое здравомыслие, никак не мог забыть об этом.

– Итак, мой сын?

– Я знаком с этим Мором, Ваше Величество.

– Тогда расскажи, что знаешь о нем.

– Он юрист, сир, я видел его, когда учился вместе с сестрами в Элтхеме. Он приходил с Маунтджоем и этим ученым, Эразмом; Эразм навещал Маунтджоя, потому что когда-то обучал его.

– Ясно, – сказал король. – И как же выглядит этот Мор?

– Он среднего роста, сир. С румяным лицом. У него веселый взгляд, манера говорить вызывает у слушателей смех.

– Похоже, его манера говорить вызвала непонятную жадность в нашем парламенте. Мы этого не потерпим. Это все, что ты можешь нам сказать?