Книга По ту сторону тысячелетия - Кай Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас же она при всем желании не могла вспомнить, чем рассердила маму.
— Мама! Пожалуйста, открой!
Однако в хижине по-прежнему царила тишина.
Постепенно Деа начала нервничать. Она злилась и ничего не понимала. Что же все это должно означать?! Она точно видела: мама дома.
Девочка сделала еще одну попытку:
— Скажи хотя бы, в чем я провинилась?
Деа стояла у входа в хижину, когда услышала с противоположной стороны шум. Открылась задняя дверь!
Девочка бросилась туда. От той двери всего несколько шагов до опушки леса, и она уже решила, что мать в очередной раз отправилась в заросли.
Но ошиблась. На пороге черного хода лежал туго завязанный узелок. У Деа было две фуфайки, которые она носила попеременно; одну из них девочка надела сегодня. Другая же выглядывала из узелка и сразу бросилась в глаза из-за ярко-зеленого цвета.
Деа наклонилась, развязала и развернула узел. Двух-трех взглядов хватило, чтобы убедиться: здесь все ее вещи. Пара мужских штанов, которые она так любила носить, и тупой кинжал, подаренный ей однажды деревенским кузнецом, — самая большая ее ценность.
Она сидела на земле, держа в руках свои скудные пожитки, и вдруг ощутила, что по щекам текут слезы.
— Мама! — тихо всхлипнула Деа. И еще раз: — Мама!
Затаив дыхание, она прислушалась. Несколько бесконечно долгих мгновений за дверью царило молчание, и только плач девочки раздавался в темноте. Потом за дверью послышался шорох.
— Уходи! — услышала Деа голос матери. В этом голосе не было злобы, в нем звучала глубокая печаль. — Ты должна уйти отсюда.
— Почему? — Больше Деа не могла выговорить ни слова.
— Другой ответит тебе на этот вопрос, — сказала ее мать.
— Другой?! — Деа вообще больше ничего не понимала. — Что ты имеешь в виду, мама? Кто?
— Ступай к Готену. У него ты получишь ответы на все свои вопросы.
Ледяная дрожь пробежала по спине девочки.
— Охотник за ведьмами? — При одном упоминании о нем ей стало дурно. — Какое мне дело до него?
Мать снова помолчала некоторое время, затем произнесла убитым голосом:
— Прощай, Деа. Я не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидимся.
Деа вскочила и отчаянно забарабанила в дверь, но, сколько она ни стучала, сколько ни молила — бесполезно. Ее мать больше не отвечала. Она просто прогнала дочь из дома.
Наконец Деа отступила от двери. Она не сумела бы выразить свое горе словами — таким огромным, таким пронизывающим и всепроникающим оно было. Ей казалось, что тонкая стена хижины, отделявшая ее от матери, стала непреодолимым препятствием между ними.
Но постепенно отчаяние переросло в гнев. Конечно, теперь время холода и темноты, и все кажется мрачным и безнадежным. А потом наступит день, и мама должна будет отпереть дверь и выйти из дома. Тут-то дочь подстережет ее и потребует ответа. В конце концов они бросятся друг другу в объятия, и все станет как прежде.
Ну да, конечно! Так и будет! Только сначала должен наступить рассвет.
Деа взяла свой узелок, закинула его за спину и пошла прочь от хижины. Там и тут в некоторых из соседних домов через щели в ставнях еще пробивался свет свечи, но на улице не было ни души.
Неужели соседи не слышали, что произошло между Деа и ее матерью? Или все притворялись глухими, чтобы не пришлось вмешаться? Ведь тогда они должны были бы предложить девочке приют — а никому не хотелось впускать ее в свой дом.
Деа никогда не пользовалась особой любовью у односельчан, несмотря на то что была очень хороша собой. Так же неприязненно деревенские жители относились и к ее маме; пожалуй, только в этом они и были похожи друг на друга. Правда, тот или иной парень глядел иногда вслед девчонке, когда она проходила мимо и ее длинные рыжие волосы развевались на ветру у него перед носом, но этим все и кончалось. Она чувствовала себя чужой, а сегодня ночью больше, чем когда-либо.
Перед трактиром уже не было повозки охотника за ведьмами. Наверное, работник отвел коня на конюшню. Деа обошла трактир, заглядывая в окна, но нигде не увидела света зажженной свечи.
«Ступай к Готену, — сказала ей мать. — У него ты найдешь ответы на все свои вопросы».
Когда Деа проснулась, солнце уже взошло. Она потянулась, села и вытряхнула песок из длинных волос. Девочка спала прямо на обочине деревенской улицы, напротив трактира, поджав под себя колени и положив под голову узелок с одеждой. И теперь у нее болела каждая косточка, каждый мускул. К тому же она совсем закоченела. Даже меховое одеяло из узелка не спасало Деа от холода.
Во всех дворах и между домами уже полным ходом шла обычная утренняя жизнь. Деа ловила удивленные и неприязненные взгляды, они пронзали ее, как иглы. Вероятно, уже пошли разговоры о том, что мать выставила дочку за дверь. Люди, конечно, воображали, что девочка натворила нечто ужасное, раз ее так наказали.
Деа посмотрела в сторону трактира и протерла глаза. Когда она снова открыла их, то увидела Готена, стоявшего в дверях и глядевшего прямо на нее; во всяком случае, ей так показалось, потому что его лицо, как и накануне, было скрыто капюшоном. Черная ряса доставала до земли, широкий меч грозно поблескивал на боку.
Деа хотела встать и подойти к нему, но мрачный облик охотника за ведьмами внушал ей страх. Она никак не могла решиться, ей просто не хватало мужества. В эту минуту солнечные лучи, упав на серебряный крест Готена, заиграли на его поверхности так ослепительно, что Деа не выдержала блеска и, сощурившись, отвернулась.
Когда она вновь посмотрела в ту сторону, Готен уже исчез с порога, зато оказался в самом конце улицы, идя по направлению к церкви. Боже милостивый, ну и скор же он!
Девочка поспешно вскочила и последовала за ним. Она была не одинока: люди спешили к церкви и с каждой минутой толпа росла. Всем хотелось посмотреть, как Готен будет выгонять торговца Оттвальда из деревенской церкви.
На сей раз собравшиеся держались на почтительном расстоянии. Самые храбрые отважились дойти до колодца, но большинство остановилось на самом краю площади. Деа стояла в самом первом ряду, крепко обхватив руками свой узелок.
Гора золота на площади перед маленькой деревянной церквушкой возвышалась, как и в первый день, никем не тронутая. Стрелки Оттвальда зорко следили с крыши за сверкающим подношением своего господина.
Но Готена совсем не пугали трое вооруженных мужчин, которые при его приближении тотчас натянули тетивы луков. Твердым, широким шагом он подошел к воротам церкви и трижды с силой постучал по ним кулаком. Толстые доски дрожали, удары громко отдавались внутри дома Господня.
— Что надо? — проревел голос из-за ворот. Ни Оттвальд, ни его люди уже неделю не высовывали наружу и кончика носа.