Книга Изнанка - Сергей Палий

– Черт! Совсем новый костюм! – Он отчаянно потер рукой запачканное место. – Почему?

– Почему – это ты про жилетку или про Копельникова? – мерзко ощерился Шуров. – Что, перестать глумиться? Ладно. В таком случае, хочешь узнать, по какой причине один из любимейших публикой современных российских актеров вдруг стал раздражать практически каждого второго зрителя?

– Плавлюсь от нетерпения.

– А я тебе не скажу. – Артем пододвинул к себе салат, принесенный официантом, и, не притрагиваясь к нему, выпил рюмку водки.

Рысцов выжидательно смотрел на Шурова, который откинулся на спинку стула с видом пещерного человека, изможденного безрезультатной охотой на мамонта.

– Не скажу я тебе не из-за снобизма, а потому что не знаю. И Ситамова не знает. И самое торжественное там-та-рам! – те, кто звонил... тоже не знают.

– Как у тебя получилось напиться с одной рюмки? – спросил Рысцов.

– Брось шуточки! – подался вперед Шуров. – Никто из позвонивших не смог объяснить, почему им вдруг разонравился Копельников. Понимаешь? Говорят, что просто ни с того ни с сего стал действовать на нервы. Да так их, нерадивых, скрутило, что не только перестали смотреть фильмы с его участием, а приспичило позвонить и высказать это вслух. Я проверил, на других С-каналах – то же самое. Некоторые клиенты разрывают контракты, но таких пока немного – процента два-три. Большинство продолжают пользоваться услугами С-видения, но часто ловят себя на мысли, что это им не нравится.

– Бред какой-то...

– Это не бред, Валера. Это – если в ближайшее время не найти причину – наш крах. Хотя, думаю, дальше будет хуже. Странное у меня предчувствие...

Рысцов промолчал. Какой-то неприятный ознобец пробежал вдоль позвоночника. У него в последние дни тоже было предчувствие. Непонятное и вязкое, как гель в душном помещении.

Шуров выпил вторую рюмку и принялся апатично ковырять вилкой салат. Через минуту он объявил:

– Аппетита нет. Пойду дальше грызть гранит непонимания. Ты бы поболтал с Петровским – Копельников его актер. Авось нароешь чего-нибудь.

– Поболтаю. Завтра. Созреть нужно, мыслишки обмозговать кое-какие.

– Мозгуй. – Артем вытер ладони салфеткой и полез за кошельком.

– Дуй, грызи непонимание. Я расплачусь, – сказал Рысцов, доедая остатки супа.

Пожав плечами, Шуров ушел.

* * *

– Привет. Не против, если я сегодня забегу навестить Сережку?

– Ладно, только не очень поздно.

– Работы по брови. В девять – нормально?

– Ага...

В трубке однообразно загукало, и Рысцов еще с полминуты тупо слушал эту грустную песню телефонной линии. Наконец он встряхнулся и надавил кнопку отбоя.

Десять минут назад он вернулся из кабинета Мелкумовой, которая рвала и метала перед начальниками отделов и служб до тех пор, пока не пришел высокий сухопарый человек в штатском.

Еще со времен работы в органах Рысцов научился определять конторщиков по блуждающе-любопытному взгляду. Скорее всего этот был опером из ФСБ. Судя по возрасту – капитан, хотя не исключено, что уже майор. Эсбист что-то тихо сказал Вике, и она объявила, что совещание на сегодня окончено...

Смяв лист с набросками отчета и яростно метнув его в угол, Рысцов встал из-за стола и прошелся вдоль стеллажей с книгами и разномастными папками, где хранились подшивки документов. Он остановился возле одной из полок. Толстый корешок вызывающе таращился на него вертикальной надписью: «VIP-контракты».

Рысцов взялся двумя пальцами за верхнюю часть папки и потянул. Но строптивый бумажный кирпич поволок за собой соседние, которые с радостью ссыпались на пол, выпрыгнув из тесноты стеллажа.

– Едрить твою! – вслух выругался Валера. Повертел саботажную папку в руках и со злостью швырнул ее на стол, заорав: – К черту! Едрить... Бюрократы!

Уже давно делопроизводство во всем цивилизованном мире ведется посредством компьютера и сетевых коммуникаций. Но нет! Русским всенепременно нужно каждую закорючку дублировать на целлюлозе! У нас зудит в одном клизмоприемном месте, если вдруг нет наглядности. Конечно! Что такое файл? Это мизерный сектор на магнитном диске винчестера – его не пощупаешь, жирными пальчиками не помусолишь. Этой информации в материальном обличье не существует... Когда же есть горы гигантских папок, в которых прячутся сотни папочек поменьше, а в их недрах ровными рядками стоят бок о бок миллиарды листочков с буковками, подписями и печатями, – это хорошо. Просто великолепно! Все сраные извещения, уведомления, доклады, отчеты, приказы, рапорты, заявления, повестки и черт-те что еще можно по-тро-гать. А для верности – лизнуть и обнюхать. Они могут годами служить символом порядка и дисциплины!

Они монументальны...

– На хрен! Все – на хрен! Сожгу! – Рысцов с силой пнул свалившиеся на ковер папки.

Две из них стоически вынесли удар и лишь отлетели под кресло, но третья ушла по высокой дуге в сторону окна, выбросив веер внутренностей. Листы и подшивки разлетелись по всему кабинету, запорхав огромными белоснежными бабочками.

– Сожгу...

Через минуту скрипнула петля на двери, и опасливо заглянул Шуров. Рысцов стоял над грудой макулатуры, держа в одной руке галстук, а в другой – зажигалку.

– Ни фига себе... – протянул Артем. Он медленно оглядел кабинет и остановил взгляд на Валере. Ощерился и сообщил: – Ты похож на Карабаса-Барабаса. Только галстук не семихвостый.

Рысцов сунул зажигалку в карман и произнес:

– Миром правит бумага.

– Точно, особенно – в сортире. Ты чего это раскочегарился? Мысли так экстремально мозгуешь? Зачем имущество-то казенное поганить?

– Я сейчас возьму и спалю тут все, – угрожающе прошептал Рысцов.

– У-у-у... Ну мне пора, – сказал Шуров голосом Карлсона. – Не шали. Если хочешь, пойдем вечерком ко мне. Нахрюкаемся – авось полегчает...

Валера вздохнул и бросил галстук на стол. Тот лег на папку «VIP-контракты» наискосок. Как траурная лента.

– Нет, Темка, не буду я нахрюкиваться сегодня. Схожу лучше сына навещу – созвонился уже.

– Тоже правильно, – согласился Шуров, прикрывая за собой дверь. – До завтра. Чувствую, тяжелый денек предстоит. Блин...

Смахнув несколько листов с кресла, Рысцов сел и, достав из ящика пачку сигарет, закурил. Да уж, завтрашний день обещает быть веселеньким. Обязательно нужно помириться с Петровским и разузнать у него про Копельникова, а потом... Черт знает, видно будет. Ничего не понятно, одни загадки – как в дешевом детективе, ей-богу. Только вот предчувствие не отпускает...

Над пасмурной Москвой воскресала ночная жизнь неона – вездесущему свету рекламы плевать на погоду. Было прохладно, все-таки конец сентября, и Рысцов пожалел, что с утра не надел плащ.