Книга Кот, консьержка и другие уважаемые люди - Диляра Тасбулатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этих словах лифт, приехав, открылся, и эти слова услышал священник – молодой, славный, очень стройный – вытянутый, как на картинах Эль Греко; да еще и в черной сутане и с бородкой.
Услышав слова Волгина, он застыл от изумления, но я сказала ему:
– Батюшка, не волнуйтесь: мы так разминаемся перед эфиром.
Волгин спросил:
– Так это вы будете у меня в эфире?
Было видно, что он сильно удивлен.
Я опять повернулась к батюшке (он сидел в студии у Волгина до меня) и сказала ему:
– Вы прямо как персонаж Эль Греко: красивый и вытянутый. Если бы мы были с вами в эфире, зрители бы подумали, что половина экрана отцентрована вдоль, а половина – поперек.
Батюшка улыбнулся ужасно мило и сказал:
– Это не имеет значения. Главное, чтобы человек был одаренный… (он хотел продолжить, наверно, одаренный душевно типо), но я его прервала, сказав:
– Горизонтально одаренный? Как я?
Батюшка смутился и ушел гримироваться.
Я тоже пошла гримироваться.
Гримерше я сказала:
– Я хочу, чтобы вы мне всё убрали!
Она оторопела:
– Как это – всё?
– Всё! Второй подбородок, а также третий и четвертый!
Гримерша сказала:
– Нет у вас третьего и даже четвертого! Только второй!
И стала мне убирать мой второй.
Придя в студию, я продолжала ко всем приставать: к операторам, редакторам и проч. Кричала про свою горизонтальную одаренность.
Они даже удивились, когда начался эфир и я перестала кричать про это и говорила типо о Каннском фестивале.
Они думали, что я пришла поговорить о своем весе.
Мне, конечно, хотелось об этом поговорить, но ведущий не дал – заставил говорить об искусстве.
Такие дела.
Пришел ко мне как-то один мой друг, очень умный человек: можно сказать – интеллектуал.
И хвастается: позвали (говорит) ведущим на ТВ.
– Первый (говорю) канал?
– Не, не первый.
– Второй?
– Не, не второй.
– Ну тогда третий?
– Да нет же!
– А какой? «Перец», НТВ, Рен, мистический, детский, еще какой?
Друг, потупившись:
– Кабельный…
– Ха, на два дома будет вещать?
Друг (с возмущением):
– На три! А может, даже на четыре…
– Ха, ну ты звезда, однако!
Друг насупился, потом говорит:
– У Иисуса тоже аудитория была небольшая, если ты помнишь.
– Ага, помню. А потом как пошло, как поехало…
А он взял и обиделся: сказал, что кощунствую.
Я поинтересовалась:
– По поводу тебя или Иисуса?
Обиделся еще больше.
Месяц не звонил.
И почему-то на канал не пошел на этот, который на целых три или четыре дома вещал.
Сказал, что я у него всякую охоту отбила.
На фестивале в Одессе мне повезло – дали возможность поговорить с самим Роджером Корменом, легендой Голливуда. Встреча с ним была подобна, как написал Жан Ренуар, когда его пригласил на обед сам Чаплин, встрече «верующего с самим Господом». Такие вот чувства. Правда не зная, кто это, можно подумать, что это не голливудский небожитель, а одесский пенсионер.
Однако то, что это сам Кормен, я узнала не сразу: по телефону мне показалось, что у меня будет интервью с Форманом, а не Корменом: ослышалась.
А как кто выглядит – почем мне знать (хотя у меня закралось подозрение, что этот старик – Кормену под 90 было – на Формана не очень похож).
Ну вот, стало быть. Подкатываю я к нему, сажусь за стол и говорю:
– Как вы пережили вторжение советских танков в Прагу?
Кормен говорит:
– Ужас. Нехорошо типа (сказал Кормен довольно безразлично).
Я говорю:
– Весь просвещенный мир переживал (ну что-то в таком роде, не так примитивно, конечно).
Кормен говорит:
– Мы тоже потеряли много солдат во времена войны Севера и Юга…
Я думаю: ну все, привет, приехали… Отпросилась у него, пошла к распорядителям и говорю: слушайте, а кто это?
Они говорят: Кормен! И смотрят на меня, как на блогершу лет эдак двадцати, из тех, кто может спросить (было такое) у Константина Райкина его отчество.
Я говорю:
– А! Понятно. Щас перестроюсь…
И пошла-поехала доставать его Сталиным и ужасами ХХ века – он же хоррор снимает. Он ничего не заметил, просто немного удивился, что я о трагедии Чехословакии до сих пор печалуюсь.
Думал, может, я обо всех все время печалуюсь и вот решила с ним обо всех трагедиях, начиная с распятия Христа, поговорить.
С уважением отнесся: вот, подумал Кормен, переживает человек за всех. Молодец.
Приехал как-то в Москву Отар Иоселиани со своим фильмом «Истина в вине». А там в самом начале фильма мужик просыпается с дикого похмелья. А Отар сам не дурак выпить.
Началась прессуха.
Я (ну мне тон надо задать – чтобы потом он меня к интервью тет-а-тет подпустил), как обычно, вылезла и говорю:
– У вас в начале фильма человек просыпается и не может себя осознать. Как вы, конечно, помните, у Пруста в начале романа человек, просыпаясь, еще себя не идентифицирует в этом мире (ну и тэ дэ).
Отар посмотрел иронически и говорит:
– Так он же с дикого похмелья! Что ему идентифицировать? (Он интеллектуал, это он так издевается.)
Тогда я ему (в тон):
– А че пил?
– Вино пил (говорит Отар).
– А вы че пьете?
– А я водку предпочитаю. Ну, когда в России – водку, а так – вино.
– Красное?
– Ага. Божоле.
