Книга Что Кейти делала в школе - Сьюзан Кулидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Миссис Уоррет, позвольте, пожалуйста, Джонни посидеть со мной, потому что у меня очень болит голова.
После этого Джонни получила отдых, ибо миссис Уоррет была добрейшей из женщин. Она была уверена в том, что развлекает свою маленькую гостью самым замечательным образом.
Было около шести часов вечера, когда головная боль у Элси стала проходить и они с Джонни, надев шляпы, вышли прогуляться в сад. Там почти не на что было смотреть: грядки с овощами да несколько кустов смородины – вот и все. Элси, прислонившись к изгороди, глядела на дом миссис Уоррет и пыталась понять, почему у него такой вид, словно он встал на цыпочки. Неожиданно послышалось громкое ворчание, и что-то коснулось ее макушки. Она вздрогнула, обернулась и увидела огромную свинью, которая стояла на задних ногах по другую сторону изгороди. Свинья, когда стояла таким образом, была выше Элси, и то, что коснулось головы девочки, было холодным свиным рылом. Так или иначе, но появившаяся таким неожиданным образом свинья показалась девочкам каким-то страшным диким зверем. Они завизжали от ужаса и бросились в дом, откуда Элси более не решилась выйти во все оставшееся время их пребывания в гостях у миссис Уоррет. Джонни время от времени гонялась за цыплятами, но это было сомнительное удовольствие, к тому же она все время с опаской следила за маячившей в отдалении свиньей.
В тот вечер, когда миссис Уоррет спала в своем кресле, а мистер Уоррет курил, сидя у дверей дома, Элси почувствовала себя столь несчастной, что совсем потеряла присутствие духа. Она положила голову на колени Джонни, вместе с которой сидела в самом темном углу парадной гостиной, и плакала, и рыдала, стараясь не шуметь. Джонни утешала ее, ласково поглаживая и похлопывая, но не смея сказать ни слова из страха, что миссис Уоррет проснется и застанет их на месте преступления.
Когда пришло утро, единственной мыслью Элси было, приедет ли за ними после обеда Александр. Весь день она смотрела то на часы, то на дорогу в лихорадочной тревоге ожидания. Ох, а что, если папа передумал и решил позволить им остаться на Плоском Холме на целую неделю? Что она будет делать? Проволноваться до вечера и остаться в живых, пожалуй, еще можно, но если их заставят провести еще одну ночь на этой перине, с этими комарами, слушая, как стучит голубая штора, и дрожа час за часом, – она умрет, она наверняка умрет.
Но Элси было не суждено ни умереть, ни даже узнать, как легко пережить небольшие неудобства. Около пяти часов она была вознаграждена за свое тревожное ожидание появлением на дороге облака пыли, из которого вскоре появились уши старого Сивки и верх хорошо знакомого экипажа.
Экипаж остановился у ворот. В нем был Александр, оживленный и улыбающийся. Он был очень рад снова увидеть своих «маленьких мисс» и обнаружил, что они также очень рады вернуться домой. Миссис Уоррет, впрочем, не узнала, что они рады отъезду, нет, нет, ни в коем случае! Элси и Джонни были слишком хорошо воспитаны для этого. Они поблагодарили хозяйку и очень любезно попрощались с ней, так что после их отъезда миссис Уоррет сказала мужу, что было совсем нехлопотно принимать в гостях этих детей и что она надеется на их новый приезд. Ведь им так здесь понравилось; жаль только, что Элси выглядела такой бледненькой и осунувшейся. А в этот самый момент Элси сидела на полу экипажа, уткнувшись головой в колени Джонни и плача от радости, что визит окончен и они едут домой.
– Если только я доберусь туда живой, – сказала она, – никогда, никогда не поеду больше в деревню! – Это было довольно глупое заявление, но мы должны простить ее, так как бедняжка была не совсем здорова.
Ах, каким чудесным показалось все дома! Семья собралась на тенистом крыльце – Кейти в белом платье, Кловер в таком же, с розовыми бутонами у пояса, – и все были готовы приветствовать и ласкать маленьких путешественниц! Сколько было объятий и поцелуев, сколько рассказов о том, что случилось за два дня их отсутствия: пришло письмо от кузины Элен, у Белой Маргаритки четверо котят, таких же белых, как она сама, Дорри построил водяное колесо, которое поворачивалось в корыте с водой и которое папа назвал «поистине хитроумным», а Фил выменял одного из своих бентамских цыплят на брахмапутра[3]у Юджина Слэка. И никто не потребовал отчета о поездке до того самого времени, когда все сели вокруг накрытого к чаю стола. Элси уже вздохнула с облегчением и как раз думала о том, как все замечательно – начиная от персикового компота и кончая льдом, позвякивающим в кувшине с мороженым, – когда папа задал ужасный вопрос:
– Значит, Элси, ты все-таки решила вернуться через два дня. Как же так? Почему вы не остались на неделю? Ты, мне кажется, бледна. Не слишком ли много веселилась? Расскажи-ка нам все о поездке.
Элси посмотрела на папу, папа посмотрел на Элси. Глаза у папы чуть-чуть поблескивали, но в остальном он был совершенно невозмутим. Элси заговорила, потом засмеялась, потом заплакала, и данное объяснение прозвучало как единый взрыв слов, смеха и слез.
– О, папа, это было ужасно! То есть миссис Уоррет была очень добра, но такая толстая; и ах, какая свинья! Я никогда не видела такой свиньи. И тот ужасный диван был такой скользкий, что я свалилась пять раз и один раз очень сильно ушиблась. И у нас была кровать с периной, и я так скучала по дому, что весь вечер проплакала.
– Я думаю, это было очень приятно для миссис Уоррет, – вставил папа.
– О, нет – она об этом не знала. Она спала и храпела так, что никто ничего не слышал. А мухи! Какие мухи, Кейти! И комары, и наше окно закрывалось, пока я не вставила гвоздь. Я так рада, что вернулась домой! Я никогда больше не захочу поехать в деревню, никогда, никогда! Ах, что было бы, если бы Александр не приехал!.. Кловер, над чем ты смеешься? И ты, Дорри… Это так жестоко. – И Элси, подбежав к Кейти, спрятала лицо у нее на груди и заплакала.
– Не обращай внимания, дорогая, они не хотели тебя обидеть. Папа, у нее очень горячие руки. Нужно дать ей что-нибудь на ночь. – Голос Кейти чуть дрогнул, но она не хотела обидеть Элси, показав, что ей тоже смешно.
Папа действительно решил дать Элси «что-нибудь», перед тем как она пошла спать, – очень умеренную дозу, как я полагаю, так как докторские дочки обычно не принимают лекарств, – и на следующий день ей было гораздо лучше. По мере того как становились известны подробности приключений на Плоском Холме, семья смеялась все больше и больше, пока не стало казаться, что насмешки никогда не кончатся. Фил обычно изображал свинью, с торжеством стоящую на задних ногах и тыкающую Элси рылом в затылок, и много-много раз фраза: «Это кончится тем же, чем и твой визит на Плоский Холм» – оказывалась полезной и отрезвляющей, когда Элси была упряма и настаивала на каком-нибудь плане, на минуту показавшемся ей замечательным. Одно из положительных последствий наших детских ошибок в том, что каждая из них чему-нибудь учит нас, и так, ошибаясь, мы становимся все умнее, пока не придет время и мы не окажемся готовы к тому, чтобы занять свое место среди удивительных взрослых людей, которые никогда не совершают ошибок.
Новый год и новые планы
Когда лето медлит уходить и продолжается в октябре, часто кажется, что зима, словно желая увидеть его, немножко спешит, и в результате люди остаются без осени. Так было и в тот год. Едва лишь перестало быть жарко, как стало холодно. Листья, вместо того чтобы медленно гаснуть мягкими красками увядания, как облака на закате, стали желтыми за один день, а ветер унес их все за одну бурную ночь, оставив деревья голыми и унылыми. Пришел День благодарения[4]; а не успел еще окончательно выветриться из дома запах жареной индейки, как настало время вешать чулки у камина и наряжать рождественскую елочку. В тот год в доме доктора Карра была большая елка в честь того, что Кейти поправилась и спустилась вниз из своей комнаты. Сиси, которую осенью отдали в пансион, на Рождество вернулась домой; и все было замечательно, если не считать того, что дни летели слишком быстро. Кловер очень удивлялась тому, что в жизни стало вдруг гораздо меньше времени, чем обычно. Она не могла понять, куда же оно девалось – ведь прежде его было так много. Кловер была почти уверена, что виноват Дорри, – он, должно быть, починил все часы в доме кое-как, и оттого они били так часто.