Книга Я хорошо себя веду и дома, и в гостях. Как отучить ребенка от вредных привычек и научить хорошим манерам - Елена Любимова

Как и было сказано только что, дети способны на такое не с первого года жизни. Однако далее личность в них может «окрепнуть» с той или иной скоростью. И предсказать, когда она появится у нашего чада, невозможно. Таким образом, это может произойти в любой момент, даже с ребенком еще грудным, не научившимся ходить или говорить. А с момента, когда в чаде проявится человечек со своим личным мнением, эффективность всех запрещающих слов и даже наказаний за провинность сразу снизится на несколько порядков. Другими словами, малыш, который уже в состоянии понять разницу между своим и родительским мнением (они говорят, что привычка плоха, но ребенку она нравится), быстро сообразит, что ему разумнее опираться именно на свое мнение. И с этого времени начнется родительская головная боль… Как правило, первый конфликт интересов начинается с недоуменного детского «А почему?», попыток объяснить родителям, что ему нравится сосать палец, и, по его мнению, в том состоит безусловный аргумент в пользу «Оставьте мои пальцы в покое».

Само собой разумеется, папа и мама, которые столкнулись с пререкательствами такого рода впервые, тут же сделают попытку надавить сильнее – пригрозят наказанием. Если им удастся напугать ею ребенка, это еще не означает победу. Недостаточно прочная, пока еще податливая (подчиняемая) личность, скорее всего, выберет вариант с обманом. То есть чадо сделает вид, будто больше не сосет пальчики. Но на самом деле оно лишь перестанет делать это при нас и продолжит, когда мы не видим. Ну, а ребенок, в котором собственное «Я» уже очерчено достаточно четко, возможно, станет сосать пальцы с этих пор назло вдвое чаще и азартнее прежнего, с неприятной демонстративностью. Иными словами, родительские угрозы создадут для ребенка лишь новый мотив продолжать. Теперь уже наперекор, втайне (исключительно ради самоутверждения) или даже явно, как поступают более уверенные в себе или сильнее обиженные на родителей малыши.

Поэтому в самом общем виде можно сказать, что воспитание как процесс порождает неприязнь, напряженность, обиды между воспитателем и воспитуемым – двумя участниками процесса. С момента, когда ребенок начинает отличать свою точку зрения от чужой, он с удвоенной остротой замечает и собственное подчиненное положение – главенство и превосходство родителей над ним. Однако теперь то, что ранее казалось ему само собой разумеющимся и носило положительный оттенок (родители заботятся о нем, используя свое преимущество во всем, так что же тут плохого?), теряет привлекательность. Личность ребенка – это, по сути, первая формация в его теле (точнее, головном мозге), которая пытается отстоять его права и точку зрения безо всяких компромиссов и оговорок.

Естественно, что обучение чему бы то ни было обычно призвано во многом как раз изменить ее – расширить или сделать более гибкой, отменить под давлением новых, ранее неизвестных чаду фактов. Разумеется, личность ребенка будет инстинктивно сопротивляться – как и у любого взрослого, она уверена, что «никому ничего не должна», в том числе обучаться. По этим причинам учитель должен свободно владеть всеми приемами, позволяющими мотивировать, заинтересовывать (мы понимаем, в чем тут разница, верно?)… Однако родители, если они, конечно, не педагоги по профессии, редко способны как следует заинтересовать – дать ребенку положительные мотивы для выполнения требования. А первой реакцией у взрослых в таких случаях служит гнев на своевольного сорванца, осмелившегося им перечить, особенно если все это происходит на людях.

Именно досада и злость здесь неизбежны, и сразу по двум причинам. Первая состоит в том, что мы, взрослые, очень дорожим мнением о нас окружающих. И при этом нам прекрасно известно, что их мнение о нас будет складываться в том числе из наблюдений и за нашим ребенком. В данном случае – тем, который мало того, что «закусывает» сейчас грязной пятерней, так еще и не слушается нас!..

Вторая причина заключается в указанной выше «нотке» личного оскорбления – в нашей склонности относиться к детскому непослушанию так же, как и к «выяснению отношений» между взрослыми. С переходом в число «зрелых личностей» мы быстро забываем, что ребенок в споре, скорее, отстаивает свои взгляды, чем пытается изменить чужие. У детей личность только развивается. И она, если можно так выразиться, пока недостаточно уверена в самой себе, чтобы попытаться подчинить себе остальных.

Дети – неплохие манипуляторы, но эти действия направлены у них на расширение собственных возможностей, а не сужение наших. В мире взрослых, разумеется, все выглядит несколько сложнее. Зрелые социальные отношения основаны на конкуренции – на том, до чего еще не доросла робкая личность нашего чада. Дети на подобное пока не способны. Они лишь стремятся «ссадить» нас со своей, так сказать, шеи – хотят, чтобы мы от них «отцепились». Мы этой разницы не воспринимаем, потому что привыкли бороться с равными противниками, подозревать, будто каждая «шпилька» в нашу сторону направлена именно на нас. А значит, мы далеко не всегда в силах вовремя выйти из этого «образа» – вспомнить, что отказ может означать лишь отказ, и ничего более. Как следствие, мы реагируем на подобную сцену с удвоенной энергией и возмущением, воспринимая ее как личное оскорбление. И не замечаем при этом, что сами обижаем чадо, которое не хотело поначалу ничего особенного и не ожидало, что мы так «взорвемся». Естественно, после сцены, которая незаметно зашла так далеко (мы приписали ребенку мотив, которого у него изначально не было), ситуация, которую поначалу можно было решить просто и быстро, лишь усугубляется.

Итак, в подавляющем большинстве случаев нами движет «праведный» (нам кажется, что он обоснован) гнев – самый плохой советчик из всех возможных. При этом мы уверены, что шаги, к которым он нас подталкивает, может, и сомнительны, но эффективны, то есть прекрасно подходят для преодоления препятствий… В результате мы добиваемся реакции, однако негативной, противоположной тому, что было задумано. Но теперь мы наверняка поняли, что личность малыша, как и наша, непременно восстанет против попыток давления или принуждения. При этом в реакции детского «Я» будут и отличия от нашей собственной. Ведь мы – люди взрослые и несравнимо лучше владеем своими эмоциями и желаниями, мыслим куда расчетливее ребенка.

Это означает, что мы в ряде случаев сможем сдержаться или постараемся простить причиненную нам обиду из соображений, что ее нанесли ради нашего же блага… Более того, мы можем даже просто согласиться с кем-то другим под давлением выдвинутых аргументов. Но дети ничего этого не могут – ни контролировать первые порывы своего проснувшегося «Я», ни сдерживать эмоции, ни искусственно подавлять свою обиду. Единственное наше спасение в таких случаях – в детской сравнительно быстрой отходчивости, которая объясняется пока слабо развитой способностью головного мозга к длительному запоминанию. Но по этой же причине отходчивость ребенка тоже часто обманчива.

Так, он забудет случившееся уже через полчаса в первый раз, и во второй… Однако, во-первых, он забудет не полностью и наверняка в его голове сохранится хотя бы одна наиболее пора-зившая его изо всей ситуации деталь вроде оброненного случайно слова, жеста, взгляда или другой мелочи. Что именно это будет, предсказать невозможно – дети не видят общей картины и мыслят, как правило, очень детально, предметно. Взрослые так не умеют и давно уже не замечают подробностей в общем контексте. С течением лет наш взгляд и внимание становятся все более абстрактными, обобщающими десяток схожих явлений в один общий предмет для осмысления. Детям же сопоставлять и анализировать нечего – у них не так много жизненного опыта. Именно растущий опыт и объем знаний делает взгляд взрослого все более обобщенным, не замечающим деталей. Поэтому естественно, что дети рассуждают и смотрят на каждое событие совсем по-другому.