Книга Книги лжепророков - Александр Усовский

Полковник Антонович до последнего дня руководил вывозом инженерного имущества ЗГВ — и в мае 1994 года слёг с инфарктом; последующая отставка, связанная с невозможностью продолжать службу, тяжело сказалась на его психике, и посему соседи по подъезду в старой владимирской "хрущёвке" обычно сторонились пожилого насупленного отставника, желчно и ядовито комментировавшего политические события в стране и в мире на лавочке во дворе — если, конечно, находился доброволец, склонный его послушать.

Майор Звягинцев, уволившись из армии, купил шикарную трехкомнатную квартиру в Восточном Дегунино — новом районе Москвы; супруга обставила апартаменты привезенной с собой мебелью и разными предметами обихода — но жизнь четы отставников как-то не задалась. Бывший майор, обнаружив, что в родимом Отечестве ассортимент ликёро-водочных изделий похвально вырос во многие разы, по сравнению с его бедной юностью семидесятых, да и номенклатура импортных видов этого товара несказанно изумляла и радовала глаз знатока — решил лично обстоятельно продегустировать каждую новинку отечественного (впрочем, не брезгуя и зарубежным) крепкоалкогольного рынка, на чем очень быстро заработал цирроз печени; в ноябре девяносто шестого супруга схоронила его на Митинском кладбище.

Альгирдас Кведеравичус в девяносто третьем женился на вице-мисс Литвы 1992 года и открыл фирму по торговле цветными металлами; дела его довольно быстро пошли в гору. К концу девяносто пятого года его компания входила в пятерку крупнейших налогоплательщиков Клайпеды. Увы, в январе следующего года на шоссе Каунас-Вильнюс "Мерседес" президента компании "Аушра экспорт-импорт" попал в автокатастрофу; многочисленные подушки безопасности спасли жизнь водителю и пассажиру, но после этой аварии уважаемый бизнесмен из-за травмы позвоночника вынужден был составить единое целое с креслом-каталкой. Молодая супруга, обнаружив недюжинные деловые качества, довольно неожиданные для блондинки, сумела переключить на себя управление непростым процессом торговли цветными металлами, а затем, не без помощи бывших коллег господина Кведеравичуса, перерегистрировала компанию на свою персону; пребывавшему до последнего дня в блаженном неведении инвалиду в одно далеко не прекрасное утро юрисконсульт его фирмы объявил, что с этого дня господин Альгирдас Кведеравичус и компания "Аушра экспорт-импорт" — два совершенно нетождественных понятия. К чести молодой супруги, правда, надо добавить, что просто выбрасывать на улицу калеку-мужа она не стала — в милой деревеньке Стялмуже, находящейся в чудесном тихом озёрном краю (мы не говорим — в захолустье!), у самого литовско-латышского рубежа, для бывшего президента компании "Аушра" был куплен уютный домик о двух комнатах, и нанята сиделка — с каковой господину Кведеравичусу отныне и до самой смерти позволялось сколь угодно долго рассуждать о людской неблагодарности и женском коварстве.

Пропавшее "изделие номер одиннадцать" так никто никогда и не искал…

Глава первая

Девять шагов от двери до окна, забранного изящной фигурной решеткой (веселые ребята ремонтировали эту кичу, однако!), четыре шага от шконки до шконки; в углу — веселенький салатовый унитаз, и в тон ему — незатейливый, но без обычных для таких мест ржавых потеков, умывальник; в общем, на четверых — царские палаты. Если не бузить и вести себя тихо-мирно — пузатые ленивые охранники закрывают глаза на лишние пятнадцать — двадцать минут прогулки плюс к тому часу, что положен по закону. Книг целая полка, телевизор (правда, всего с тремя высочайше одобренными Министерством юстиции каналами) в наличии, по субботам — весьма спартанский, но всё же спортзал, каждый день — если есть желание — душ. Казенная пайка вполне съедобная, плюс — стараниями адвоката Лайоша Домбаи стол регулярно разнообразится всякими деликатесами; да и сокамерников (мадьяров; бедолаге-сербу за всё время их совместного сидения лишь однажды старенькая мама привезла каких-то домашних копченостей — посему серб всячески приветствовал и одобрял постоянные проявления славянской солидарности со стороны Одиссея) друзья и родственники частенько балуют ништяками с воли. Короче, сиди — не хочу.

Вот только сидеть хотелось с каждым днем все меньше…

Висящий в углу календарь с фотографией нежно любимой венгерской общественностью певицей Жужей (он как-то сдуру обмолвился в разговоре с охранником, что на его родине так называют собак — за что тут же поплатился лишением прогулки на три дня; лишь после этого ему стала понятна вся глубина народной любви к вышеозначенной певичке, и более смеяться над святым он не рисковал) мерзко царапает душу — твою мать, уже двенадцатое апреля две тысячи первого года! Один год, десять месяцев и десять дней он уже прожил по разным венгерским пенитенциарным богадельням — и где, скажите на милость, конец всей этой заварухе?

Суд был скорый и, в целом, нельзя сказать, чтобы уж совсем неправедный — тут всё же надо согласиться с доводами рассудка; в родном Отечестве за такие выкрутасы тоже, небось, по головке бы не погладили. Ежели так каждый зачнет, не спросясь, пулять по аэропланам — аэропланов не напасёшься! Так что двенадцать лет, которые ему припаяли — вполне заслуженный срок; и то, спасибо американцам, из высших политических соображений не объявивших властям в Будапеште, что в результате его злодейства четверо военнослужащих североамериканской империи отправились в Страну Вечной Охоты; а в ином случае еще очень неизвестно, что с ним могло произойти!

В целом в Москве, как по секрету поделился Лаци, им остались довольны; что ж, он старался. Только вот насчет долгожданного освобождения всё как-то туманно; поначалу адвокат Дюла Шимонфи всё пытался разыграть карту невменяемости осуждённого — но потом что-то сник; видно, не всё в его адвокатских силах, даже несмотря на, как он подозревал, неслабые вливания наличными в изрядно проржавевшую систему венгерского правосудия. Иногда и очень большие деньги не всемогущи…

Правда, Лаци, то бишь, Лайош Домбаи, тоже адвокат, а ранее — офицер связи от Венгерской народной армии в главном штабе Объединенных вооруженных сил Варшавского договора (как он сам важно объявил при первой же встрече) — при каждом посещении надевает на лицо маску таинственной многозначительности и поддерживает в нем надежду глубокомысленными недомолвками — дескать, не боись, всё под контролем, вскорости вытащим тебя отсель — но конкретно пока ничего не обещает. Никакой тебе веревочной лестницы в пироге, напильника в буханке, хлороформа для охранников в тюбике от зубной пасты — ни боже мой! Адвокаты, по ходу пьесы, пытаются вытащить его хоть в минимальнейшей степени, но законными способами…. Ну-ну. Посмотрим.

Хотя тюрьма, в общем, здесь знатная. И народ тут подобрался — впору о многих книги писать; через камеру сидит, например, один чудак, протестантский пастор Лорант Хегедюш — получил полтора года за призывы к сегрегации евреев. На голубом глазу перед своей паствой так и заявлял — дескать, изолируйте евреев, прежде чем они изолируют вас! Забавный чудак, идейный; тут, на киче, продолжал свои проповеди, даже кружок ревностных сторонников соорудил, вещает им о еврейском засилье и о грядущей гибели Венгрии…. Но вообще пастор — мужик что надо! Даром что бывший вице-президент какой-то здешней радикальной партии — "справедливости и жизни", кажись.