Книга Жена для чародея - Сьюзен Кэррол

– Что? - Фитцледж в изумлении открыл рот.

– Если я все равно не имею права сам выбирать себе невесту, то с какой стати я должен за ней ухаживать?

– Милорд, не можете же вы сочетаться браком, даже не познакомившись с будущей женой!

– А почему бы и нет? Вы ведь говорите, что я могу полностью положиться на вас. Это вы у нас Искатель Невест.

– Да, но…

– Кроме того, я по самой своей природе не гожусь для ухаживания.

– Но, милорд, сейчас ведь не Средние века! Ни одна добропорядочная девушка из приличного семейства не согласится выйти замуж за человека, которого она в глаза не видывала.

– Но почему, если ей самой судьбой предназначено стать моей женой?

– Даже провидение нуждается в некоторой помощи, сын мой.

– Это уже ваша задача, не так ли? Я уверен, что вы сумеете весьма красноречиво объяснить, в чем состоят мои многочисленные достоинства, а я, в свою очередь, готов предложить самые выгодные условия брачного контракта.

Фитцледж возмутился:

– Милорд, нельзя купить жену!

– Еще как можно! Именно так все и делают.

У любой небогатой женщины голова пойдет кругом при мысли о моем состоянии и поместьях. Потом, вы можете подогреть ее описанием моей внешности и доброго нрава. Но об одном вы ни в коем случае не должны упоминать.

– О чем же, милорд?

– О моих довольно необычных наследственных свойствах.

– Вы думаете, это достаточно мудро, милорд? Я имею в виду… - Фитцледж немного помедлил, потом решительно продолжал: - Боюсь, что именно эту ошибку и совершил ваш отец.

– Нет, отец был очень откровенен с матушкой до того, как они поженились. И поскольку у отца наш так называемый дар существовал лишь в зачатке, я думаю, мама считала историю семейства Сентледж романтическим вымыслом… По крайней мере до того, как я появился на свет. Но сейчас мы говорим не о моей матери, а о моей будущей жене. Неужели вы думаете, что хоть одна женщина, будучи в здравом рассудке, согласится выйти за меня замуж, если все узнает? Нет! Моя невеста должна оставаться в неведении, покуда я сам не сочту нужным ее просветить.

– Но как вы сможете сохранить тайну? Она все равно услышит сплетни деревенских жителей или вашей собственной прислуги.

– Если я прикажу, никто не осмелится даже слова молвить, - жестко проговорил Анатоль.

– Но здесь есть кое-кто, кому вы не в силах приказать. - Фитцледж беспокойно взглянул на портрет, который, казалось, властно и угрожающе обозревал весь зал.

Анатоль поморщился:

– Да, этого, пожалуй, молчать не заставишь, но его сила распространяется лишь на часть замка. Я просто-напросто запрещу своей жене сюда заходить.

– Милорд, не подобает запугивать женщину в самом начале совместной жизни.

– Тем не менее, все будет именно так, как я сказал. - Анатоль скрестил руки на груди. - Или не будет вообще.

Анатолю почти никогда не приходилось видеть священника расстроенным, но сейчас Фитцледж с отчаянием запустил пальцы в снежно-белые волосы, а потом так судорожно затеребил застежки плаща, что Анатоль невольно протянул руку, чтобы помочь ему с ними справиться.

– Неладно это, ох, неладно, - бормотал Фитцледж. - Милорд, вы ставите очень трудные условия. Очень трудные. Не знаю даже, как я смогу запомнить все ваши наставления.

– Вот потому-то я и перечислил их заранее на бумаге. - Наклонившись, Анатоль вынул из-за отворота сапога сложенную в несколько раз бумагу. Он развернул ее и, перед тем как передать священнику, бегло просмотрел. Поскольку он записывал свои пожелания еще утром, там ничего не говорилось о рыжих волосах. Но уж об этом-то Фитцледж вряд ли сможет забыть.

А остальное… Крепкие члены, полная грудь, хорошая наездница, простое лицо, трезвый ум, смелость… Да, главное, смелость.

Иначе она перепугается до смерти.

Эта мысль сама собой возникла у него в голове одновременно с дрожью, пробежавшей по телу, и порывом ледяного ветра, который пролетел по залу, загасив несколько свечей и заставив затрепетать пламя остальных.

Невидимая рука выхватила лист из пальцев Анатоля, бросила на пол. Анатоль услышал негромкий издевательский смешок. Он выругался про себя, бросился вперед и успел наступить на бумагу, прежде чем ее втянуло в пылающий камин.

Так же внезапно, как и поднялся, ветер стих. Оставшиеся свечи загорелись ровным, ярким светом. Сжав губы, Анатоль поднял бумагу; оглянулся на священника. Лицо Фитцледжа выражало не страх, а скорее тревогу.

– Это был он? - приглушенным шепотом спросил Фитцледж.

– Этот дьявол Просперо. Кто же еще? - Анатоль с ненавистью покосился на портрет и получил в ответ насмешливый взгляд. - Фитцледж, какое счастье иметь предков, которые оказываются настолько любезны, чтобы следовать пожеланию «покоиться с миром»!

По залу снова пролетел тихий шелестящий смех. Фитцледж вздохнул, положил руку на рукав Анатоля.

– Бедный мальчик! Как бы мне хотелось внести покой в вашу душу.

– Покой? - Анатоль горько усмехнулся. - Вот этого мне не видать до конца жизни. А принимая во внимание, что я Сентледж, думаю, что и после.

Он вложил бумагу в ладонь Фитцледжа.

– Нет, старина, вы для меня можете сделать только одно. - В его глазах появился странный блеск. Он открыл для священника дверь. - Ступайте, - велел он. - Ступайте и найдите мне невесту.

2

На ухабистой деревенской дороге пышный кортеж выглядел неуместно. Верховые в красных ливреях скакали впереди двух карет, каждую из которых влекла четверка породистых упряжных лошадей. От вида первой кареты захватывало дух. Причудливая форма, небесно-голубой цвет и щедрая позолота делали ее похожей на сказочный экипаж из легенд корнуэльских рыбаков - тот самый, что увозил зачарованных странников через туманные болотистые низины в призрачный и счастливый мир.

Молодую женщину, выглядывавшую из окна первой кареты, также без труда можно было принять за сказочный персонаж. Прозрачность точеного лица наводила на мысль о феях и эльфах, и невольно возникал вопрос, почему столь тонкая и хрупкая шейка не ломается под тяжестью пышного пудреного парика, завитого в крупные локоны и увенчанного широкополой шляпой из черного бархата с четырьмя белыми перьями.

Однако в зеленых глазах Медлин Элизабет Бертон не было ничего призрачного. В них светились живое любопытство и тонкий ум. Покачиваясь от толчков кареты, она с интересом рассматривала окружающий пейзаж.

Это была суровая, неприютная земля, о которой весна, казалось, не пожелала вспомнить. Нигде не виднелось ни клочка зелени - только бесконечные пустоши, покрытые почерневшим вереском да сухим ракитником. Кое-где торчали уродливые деревья, чьи ветви тянулись вверх, словно скрюченные пальцы несчастных, погребенных в неосвященной земле созданий, взывающих к господу о снисхождении.