Книга Бюро находок - Зигфрид Ленц

– Добрый день, – сказал Генри как можно приветливее и решился задать вопрос, впервые в жизни произнося эту фразу: – Чем могу служить?

Вот теперь девушка и в самом деле зарыдала и, всхлипывая, принялась объяснять, но таким голосом, словно извинялась перед ним, что потеряла кольцо, свое обручальное кольцо.

– Это случилось в поезде, в туалете, – сказала она, – я хотела вымыть руки и сняла кольцо, а потом услышала объявление, что поезд приближается к станции, я тут же бросилась назад в купе… А вы найдете мое кольцо?

– Успокойтесь, – произнес Генри, – успокойтесь, пожалуйста, но сначала вам надо заполнить формуляр, то есть подать заявление о пропаже, – и он вновь шагнул через проем назад в приемную, подвел девушку к черной конторке и подал ей формуляр. Девушка тупо поглядела на него, потом на Генри, потом снова на формуляр, в полной нерешительности, не зная, с чего начинать. Генри вплотную подошел к ней, показал пальцем на слово «Потерявший» и сказал: – Вот здесь нужно написать фамилию заявителя, – и невольно попытался водить ее рукой.

– Ютта Шеффель, – прошептала она.

Генри, не проявляя нетерпения, повторил:

– Напишите вот здесь – Ютта Шеффель.

Затем он принялся мягко спрашивать по порядку, как стояло в формуляре:

– Место жительства?

– Фленсбург.

– Улица?

– Ам-Ханг, 49.

– Место отправления поезда?

– Фленсбург.

– Конечная цель поездки?

– Дюссельдорф.

Девушка отвечала очень тихо, но довольно четко и быстро заполняла все графы. Только когда Генри спросил о времени отправления поезда и его фирменном названии: «Может, «Моцарт» или «Теодор Шторм»?», она запнулась и затрясла головой:

– Я этого не знаю.

Номер поезда она тоже вспомнить не смогла.

– Ну хорошо, – сказал Генри, – остановимся пока на этом, – Он кивнул ей ободряюще и только хотел еще услышать от нее, читая напечатанный в графе вопрос: – Так какой же предмет мы заявим здесь как потерянный? – Тут девушка принялась так громко плакать, что Генри машинально положил ей руку на плечо и какое-то время молча ощущал толчки и вздрагивания всего ее тела, потом принялся легонько похлопывать ее по плечу. Он даже не удивился, что девушка постепенно успокоилась, а когда она подняла голову, он протянул ей бумажный носовой платок и сказал: – Так, значит, кольцо, ваше обручальное кольцо, вы можете его описать?

Она ответила не сразу, казалось, она роется в своей памяти, но потом все-таки произнесла:

– Топаз, уральский топаз, камень такой с Урала.

Поскольку она явно не хотела или не могла писать сама, Генри взял шариковую ручку и принялся заполнять формуляр, вытягивая из нее ответы.

– А ценность, вы можете указать хотя бы приблизительную стоимость кольца?

– Это наследственное богатство, – ответила девушка, – кольцо принадлежало матери моего жениха.

– То, что оно досталось по наследству, для пользы дела ничего не говорит, – пояснил Генри, – мы должны указать стоимость кольца, ну например, тысячу марок, две тысячи?

Кончилось тем, что он написал то, что посчитал нужным. Потом успокоил ее, как мог, и дал ей подписать формуляр, заверив, что сделает все возможное, чтобы вернуть ей кольцо. Обнадеженная его словами, она повернулась, подошла к деревянной скамейке и села, давая понять, что будет ждать, сколько бы ни понадобилось, до тех пор, пока не получит своего кольца, значившего для нее больше всего на свете; как сестре милосердия, терпения ей было не занимать. Медленно подбирая слова, Генри попытался ее убедить, что это бессмысленно – сидеть здесь и ждать. И хотя их служба работает в общем успешно, результат не всегда достигается так быстро, во всяком случае, одного часа для этого недостаточно, ведь придется писать, звонить, расспрашивать тут и там.

– Я предлагаю вам пойти домой, – посоветовал он. – У нас есть ваш адрес, как только мы найдем вещь, мы сообщим вам.

Понадобилось еще довольно много времени, прежде чем она наконец поднялась, потом долго и робко, в полной нерешительности постояла и начала благодарить Генри, заставив его почувствовать, что поставлено для нее на карту, если кольцо будет потеряно навсегда.

Едва она вышла, Генри тут же опустил окошко, закурил сигарету и, придя в хорошее настроение, сделал несколько коротких и быстрых выпадов влево и вправо, как бы обходя блокирующего его противника. Он был доволен собой. Ему было ясно, что он выдержал испытание. Когда они придут с совещания, ему будет что им рассказать. Так он думал, расхаживая по проходу между полками и теперь уже не удивляясь всем этим забытым и потерянным вещам, а скорее не веря сам себе и приходя в веселое расположение духа от одной только мысли, что, оказывается, его призвание именно в том и состоит, чтобы разговаривать со всеми этими бедолагами, теряющими свои вещи каждый день, и помогать им. Он подошел к окну, поглядел на разваливающуюся на части погрузочную платформу, на заросший одуванчиками и сорняком роскошный в прошлом подъездной путь, – безнадежную запущенность всего не могло оживить даже яркое солнце. Как часто приходилось ему наводить справки, осведомляться вновь и вновь, прежде чем он наконец-то попал сюда!

Перед отделением с забытой одеждой он остановился и, немного подумав, опять вытащил монашескую рясу, приложил ее к себе, но этого ему было мало, он нырнул в тяжелое коричневое одеяние и обвязал себя вокруг пояса шнуром. С большим удовольствием поглядел бы он на себя в зеркало, но в бюро находок, где было все, зеркала-то как раз и не было. Он сложил руки, очень понравился себе в такой набожной позе и пошел, поддавшись неожиданно посетившей его мысли, в кабинет шефа, где стоял телефон. Генри решил позвонить своей сестре Барбаре, она работала у «Нефа amp; Плюмбека», заведовала там отделом по закупке товаров; он надумал представиться ей братом Алоизом и попросить отгадать ее, во что он сейчас одет, а потом предложить исповедаться у него сегодня же вечером. Он восхищался своей сестрой и любил ее, но частенько признавался себе, что жалеет эту рослую мускулистую девушку, которая уже дважды была помолвлена. Только он снял трубку, как задребезжал звонок.

Сбросив на ходу рясу, Генри перепрыгнул через чемоданы и предстал пред очи уверенного в себе заявителя, приложившего к кепи в знак приветствия два пальца. Без следов отчаяния на лице и нервозной торопливости рук стоял он перед ним в своей холщовой рубахе в крупную клетку и, казалось, даже испытывал некое доверие к Генри – он спокойно объяснил ему, что забыл в пассажирском поезде на Ганновер маленький деревянный ящичек, примерно сорок сантиметров на шестьдесят, из полированного тикового дерева.

– Содержимое? – спросил Генри. – Можете ли вы описать содержимое вашего ящичка?

– При мне было два чемодана, – сказал мужчина, – кроме того, рюкзак и букет цветов для моего менеджера, в том и причина, почему я забыл при выходе из поезда ящичек с моим рабочим реквизитом.