Книга "Черный археолог" из будущего. Дикое поле - Анатолий Спесивцев

– Ты что, Расул, мулла, чтоб знать, о чем там говорил пророк? А-а-а-а!..

– Да не зевай же! Тихо! Кто-то идет.

Действительно, в ночной тиши раздались шаги, и мимо двух часовых у дверей гарема прошел юзбаши[4]Мурад в сопровождении двух аккюлахлы,[5]таких же капуджи,[6]как они сами. Мехмед и Расул попытались стать так, чтоб выглядеть погрозней и понастороженней. Шайтан силен, доносы на нерадивость могут сильно испортить жизнь, а то и совсем ее прервать. Когда шаги затихли, диалог, спасавший их от засыпания, продолжился.

– Очередного красавчика к валиде-ханум[7]повели. Сколько их здесь уже побывало… Эх, будь у меня в штанах все, что предусмотрел Аллах…

– Размечтался… Кто бы нас здесь поставил, будь у нас порядок в штанах? Да и имей ты ослиные причиндалы, валиде-ханум тебя бы не выбрала. В зеркало давно смотрелся? Морда – как печеное яблоко, от волос почти ничего не осталось, на батыра ты и в молодости похож не был, а уж сейчас…

– Так ей же по ночам не красивая морда, а нечто совсем иное нужно. Вот бы иметь это…

– Валиде-ханум умнейшая женщина, ей от мужчины не только постельные скачки нужны. А у тебя, Мехмед, в пустой голове ветер так порой свистит, что мне трудно команды капуджи-баши услышать.

– Уши от грязи чистить надо, тогда лучше слышать будешь. А валиде-ханум, действительно, умнейшая женщина, да пошлет ей Аллах долгой и счастливой жизни. Может, даже умнее великого визиря. Хотя, конечно, Мехмед-паша тоже умнейший человек, да продлятся его годы. Заметь, что этого достойнейшего человека зовут так же, как меня.

– Заметил, заметил, а заметил ли ты, что у него, хоть он, безусловно, достойнейший человек, появились трения с великолепной валиде-ханум? Она требовала отправить пополнение в Персию, где наш падишах, великий и непобедимый повелитель правоверных, сотрясатель вселенной, добивает жалких вояк шаха, а он отправил целых две тысячи в какой-то городишко на краю султаната.

– Городишко-то, может, и на краю, да противостоит проклятым гяурам, бандитам-казакам. Сам знаешь, как опасны эти собаки.

– Но как отнесется к сообщению своей матери повелитель? Не сомневаюсь, что оно уже отправлено. Войска, пусть и не непобедимые янычары, а азапы,[8]лишними не бывают.

– Аллах велик! Разве дано нам, убогим, предугадать поступки столь больших людей?

– Воистину велик! Согласен, не дано. Будем радоваться, что живем в таком государстве, первом из всех в мире.

Империя и император

В Вене новый император принимал дела. Собственно, не все еще формальности были соблюдены, не везде Фердинанд III был уже легитимным правителем, предстояли еще кой-какие процедуры, но ни у кого не могло возникнуть сомнения в их успешном завершении. Император умер, да здравствует император!

Империя… Как гордо и грозно звучит это слово. В начале XVII века в Европе была одна империя – Священная Римская империя германской нации. То есть и государство Османов называли Оттоманской империей, но правильнее его называть халифатом или султанатом.

Глянув на название, легко заметить неувязки. Если Священная Римская, то при чем здесь германская нация? К тому времени германцы на Апеннинском полуострове давно растворились в местном населении. И почему императора выбирают? Пусть уже 200 лет выборы заканчиваются победой Габсбургов и никто не ожидает иного их исхода, но… неувязочка. При внимательном рассмотрении устройства этой империи удивление продолжает нарастать. Все крупные ее составляющие фактически – самостоятельные государства, нередко враждебные политике, проводимой империей.

Поэтому обычно, говоря об империи, имели в виду прежде всего Остмарку, Австрию, со столицей в Вене. В те времена это было мощнейшее государство Центральной Европы. От политики императора зависело очень многое. В начале XVII века Европе не повезло. Трон в Вене унаследовал наследник третьего сына императора Фердинанда I Фердинанд II, правитель Штирии.

Будущий император, Фердинанд II, сын младшего брата Максимилиана II, эрцгерцога Карла и супруги его принцессы Баварской, родился 9 июля 1578 года. Потеряв отца еще в детстве, Фердинанд был отдан матерью на воспитание герцогу Вильгельму Баварскому, ее родному брату. Герцог заботился о племяннике, как о родном сыне, дал ему прекрасное образование в Ингольштадтской академии, в которой преподавали отцы иезуиты.

Вынужден сделать отступление. Вне всякого сомнения, именно иезуиты тогда давали самое лучшее образование в Европе. В их ордене дело образования и воспитания молодого поколения было поставлено хорошо как нигде. Однако, увы, в этом яблоке познания была ядовитая начинка. Иезуиты старались воспитать из учеников фанатиков католицизма. Не всегда это им удавалось, Хмельницкий тому пример, но удавалось часто.

Возможно, кого-то это позабавит, но жалкого штирийского герцогишку в Вене и Москве всерьез рассматривали как жениха для дочери Годунова. Однако испанский король стал резко возражать, да и сам Фердинанд переходить в православие, что выставлялось непременным условием, не желал категорически.

Далеко не блистательно одаренный от природы, Фердинанд стал истовым ненавистником всего некатолического. И, имея для этого возможности, обратил свою ненависть на протестантов. Уже как правитель Штирии он проявил эту черту характера. Когда же после смерти императора Матвея он сел на опустевший трон, все поняли – быть беде.

Именно католический фанатизм Фердинанда послужил поводом чешским панам для попытки отделения от империи. Они мечтали жить в таких же условиях шляхетных вольностей, как польские, и поплатились за это жизнями и имуществом. Но к ним, протестантам по вероисповеданию, поспешили на помощь их единоверцы из других частей империи, а также и из других стран. Разразилась Тридцатилетняя война. Весьма вероятно, что будь император государем терпимым, не склонным к репрессиям на иноверцев, такого бы не случилось.

В этой войне войска империи одержали немало славных побед, но и неоднократно были жестоко биты. То император был готов возвестить об окончательной победе, то враги прорывались к Вене, разоряя все вокруг. Германия и Чехия местами превратились в дикие, безлюдные территории, сильно пострадали и собственно австрийские земли, а война продолжалась и не видно было ей конца.

Планы Габсбургов по наведению своего порядка в Европе не вызвали понимания даже в Риме. Главу католиков всего мира габсбургское властолюбие пугало так, что он не скрывал симпатий к воюющим с империей протестантам.