Книга Ковбой - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На предмет? — столь же надменно поинтересовалсяБестужев.
— Мое имя Шмит, Лотар Шмит, — заторопилсянезнакомец. — Четверо детей, прелестные крошки…
— И что же? — спросил Бестужев.
— Герр Штепанек, вы моя единственная надежда… Надо вамзнать, наш хозяин — сущая акула, сердце у него совершенно каменное. Если я непринесу ему сенсейшн… не принесу интересного материала для экстренного выпуска,он выбросит меня на улицу, и мои крошки…
«Тьфу ты, черт!» — воскликнул про себя Бестужев. Ну, конечноже, вот кого он напоминает как две капли воды, они везде одинаковы, этипрощелыги… Почти полностью избавившись от недавних тревог он чуть ли нерадостно воскликнул:
— Репортером изволите быть?!
— О да, о да! — обрадованно вскричал Шмит — Как выпроницательны, майн герр! Именно репортером! А знали бы вы, насколько тяжелаздешняя жизнь бедных тружеников пера, как мы зависим от самодурства хозяина,как обязывает нас необходимость, сбивая ноги, рыскать по городу в поискахчего-то уникального, чтобы опередить конкурентов… Участь наша ужасна…
Спешить Бестужеву было некогда, а визитер его уже откровенноразвлекал. И он сказал спокойно:
— Можете считать, что на глаза у меня уже навернулисьслезы сочувствия и жалости… Что вам нужно?
— О, господин Штепанек! Вы ведь немец, а здесь, в этойсуетливой стране, мы, немцы, должны держаться друг за друга… Вы ведь проявитемилосердие к соотечественнику, не правда ли? Я узнал, что вы находитесь здесьна излечении… то есть уже совершенно излечились, мои искренние поздравления… Япозволил себе воспользоваться случаем… Вы благополучно уцелели после ужаснойкатастрофы, быть может, самой жутчайшей в истории мореплавания… Столько жертв…
— Сколько же? — спросил Бестужев серьезно.
— Ох, майн герр… — Шмит придал лицу выражениенаигранной скорби, воздел глаза к потолку. — Когда корабль отплыл изЕвропы, на борту находилось примерно две тысячи двести человек, а то и чуточкупобольше, это приблизительное количество, там есть какие-то разночтения вдокументах… В пучине погибло полторы тысячи…
— Бог ты мой! — вырвалось у Бестужева.
Он поднял руку и едва не перекрестился бездумно направославный манер, но вовремя спохватился и сделал вид, что задумчиво мнетподбородок.
— Ужасная трагедия, о да… — вкрадчиво продолжалШмит. — Но вы понимаете, читатели жаждут знать подробности из первых уст…Такая трагедия, столько людей погибло, столько миллионеров с мировойизвестностью отправилось на дно…
«Боже ты мой…» — растерянно повторил про себя Бестужев. Дветрети… Будь такие потери военными, в какой-нибудь баталии, они потрясли былюдей в мундирах и звались бы беспримерными для мировой истории сражений… а тутречь идет о мирных пассажирах мирного корабля…
Маленький человечек нетерпеливо топтался рядом. Вытянув шею,он спросил с жадным любопытством:
— Герр Штепанек, а это правда, что моряки чуть ли невсе поголовно открыли бешеный револьверный огонь по обезумевшей толпе иперебили кучу народу? Ходят слухи, у шлюпок повсеместно разыгрывались ужасныесцены, пассажиры совершенно потеряли голову, сильные безжалостно топталислабых, мужчины из первого класса отшвыривали женщин и детей ради своегоспасения…
«Вот сукин кот, — подумал Бестужев. — Он жеизъясняется языком хлестких газетных врак, скотина этакая…»
— Боюсь, вас кто-то ввел в заблуждение,милейший, — сказал он холодно. — Ничего подобного на «Титанике» небыло.
— Но ведь говорят и пишут…
— Вам не кажется, что м н е как-то виднее?
Незваный гость вовсе не выглядел особо обескураженным. Онтихонько заговорил, прямо-таки зашептал доверительно:
— Вам, кончено, виднее… Но читателям, поймите вы,интереснее совсем другое. В конце концов, что нам, немцам, какой-то британскийпароход? Нам-то с чего их особенно выгораживать? Господин инженер, ну будьте выразумным человеком. Вы и представить не можете, сколько при умелой постановкедела можно будет зыжать из издателя… — он закинул голову, прикрыл глаза имечтательно продолжал: — Уникальные свидетельства выжившего пассажира… Очевидцажутких, кошмарных сцен на борту тонущего корабля… Я мог бы честно поделитьпополам все, что на этом удастся заработать. Разве вам не нужны деньги?
— Вы знаете, я выздоровел, — сказалБестужев. — Совершенно.
— Рад за вас, но при чем тут…
— А что тут непонятного? У меня вполне хватит силвыставить вас отсюда, а то и с лестницы спустить, — он нехорошоусмехнулся. — Думается, для вас это не будет чем-то особенно новым.
Он не двигался с места и не делал резких движений, ночеловечек все равно отступил на шаг и воскликнул встревоженно:
— Ну! Ну! Мы в свободной стране, где свободная прессаимеет право…
— Врать беззастенчиво?
— Да ладно вам…
— И что же? — спросил Бестужев. — В вашейсвободной стране представителей свободной прессы никогда не спускают слестницы? Ваша суетливость свидетельствует об обратном…
— Гром вас разрази, ну давайте поговорим, как разумныелюди. Неужели вы не понимаете всех выгод…
Дверь распахнулась, и на пороге возникла фройляйн Марта.Сделав два шага в палату, она остановилась, скрестила руки на груди и ледянымтоном произнесла:
— Вы здесь, герр Как-Вас-Там? Вам мало, что дважды васуже выводили?
И двинулась к ним, словно ожившая кариатида. Пожалуй что,при ее комплекций она могла сграбастать репортеришку за ворот и вынести ввытянутой руке, как нашкодившего котенка. Судя по искривившемуся в нешуточномиспуге лицу журналиста, эти соображения не одному Бестужеву пришли в голову…
Сиделка, однако, остановилась на полпути, простерла руку всторону распахнутой двери — не вытянула, а именно что простерла — инепререкаемым тоном отрезала:
— Вон отсюда!
Она была монументальна и непреклонна, как египетский сфинкс.После короткого промедления репортер, жалко улыбаясь, втянув голову в плечи,юркнул к двери (предусмотрительно обогнув сиделку на приличном расстоянии, каккрохотный рыбачий ялик огибает скалу), спиной вперед вывалился в нее, глупоулыбаясь и беспрестанно кланяясь, тут же его и след простыл.
— Отвратительный субъект, — в сердцах произнесласиделка. — Самое печальное, что это немец… Слава богу, из этих тупыхпруссаков, лютеранских заблудших овец… Добрый католик такого поведенияустыдился бы…
— О да, — сказал Бестужев.
Поскольку он, точнее, Штепанек, происходил из Австрии,фройляйн Марта и его полагала добрым католиком — а у Бестужева хватало такта еене переубеждать…
Нежданный благодетель
Поблагодарить за неожиданное спасение Бестужевне успел — фройляйн Марта, глядя на него с некоей материнской гордостью,сказала проникновенно: