Книга Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

То была история о приключениях, любви и смерти, прожитая тысячами людей, — она перевернула судьбу Абиры, вырвав ее из мирного и однообразного существования в Бет-Каде, одной из пяти «деревень пояса». Но вначале эта удивительная, потрясающая история, затронувшая чуть ли не целый свет, была всего лишь… историей о двух братьях.

2

— Почему они хотели забросать тебя камнями? — спросила я однажды, когда спасенная, казалось, уже достаточно выздоровела.

— Это по вине двух братьев, о которых ты говорила? — поинтересовалась Абизаг.

— Нет, по моей собственной, — ответила Абира. — Но не будь тех двух братьев, ничего этого не произошло бы.

— Не понимаю, — нахмурилась я.

— В то время, — заговорила она, — я была чуть старше тебя. Работала в поле, помогая семье, водила стада на пастбище и ходила на колодец за водой с подругами, в точности как вы. Жизнь текла однообразно, только в зависимости от времени года менялись виды работ. Родители уже выбрали для меня мужа — моего двоюродного брата, молодого человека с волосами, похожими на паклю, и лицом, сплошь покрытым фурункулами. Таким образом они хотели добиться, чтобы небольшое состояние, накопленное ими, осталось в роду. Такая судьба вовсе меня не беспокоила, а мать рассказала, что меня ждет потом, после замужества. Я буду продолжать жить точно так же, а еще забеременею и рожу детей. Она так мне все объяснила, что я не увидела в этом ничего ужасного: ведь столько женщин уже через это прошли, и волноваться не о чем. Однажды, пребывая в хорошем настроении — что случалось весьма редко, — мать открыла мне тайну: некоторые женщины испытывают удовольствие, занимаясь этим с мужчинами. Люди называют это любовью, и она обычно возникает не к выбранному семьей мужу, а к мужчине, который женщине нравится.

Я не слишком хорошо понимала, что имеется в виду, но, пока мать говорила, глаза ее блестели и она, казалось, видела перед собой какие-то далекие, давно утраченные образы.

— С тобой это тоже было, мама? — спросила я ее.

— Нет. Со мной — нет, — ответила она и опустила голову, — но я знаю женщин, с которыми такое случалось, и, если верить их рассказам, это самое прекрасное, что может быть на свете, и такое может произойти с каждым. Для этого не нужно быть богатым, знатным или образованным, достаточно просто встретить мужчину, который тебе понравится. Он понравится тебе так, что не будет стыдно раздеваться в его присутствии, а когда он дотронется до тебя, не будет противно… совсем наоборот. И ты захочешь того же, чего и он, и ваши желания, соединившись, освободят могучую силу, опьяняющую хлеще вина и вызывающую состояние наивысшего восторга, который на несколько минут, а иногда — на несколько мгновений — делает нас подобными бессмертным и стоит долгих лет однообразной, безвкусной жизни.

Если я правильно поняла, мать пыталась объяснить, что жизнь женщины тоже иной раз, пускай и ненадолго, может превращаться в жизнь богини. Эти слова странным образом взволновали меня, но в то же время стало очень грустно, потому что я знала: рябой двоюродный брат никогда не родит во мне подобных чувств, никогда. Я готова была терпеть его, ведь таков мой долг. Но не более.

Тот день, когда мне предстояло соединиться с мужем на всю оставшуюся жизнь, был уже не за горами, и, по мере того как он приближался, я становилась все более рассеянной, неспособной сосредоточиться на ежедневных обязанностях. Мыслями я витала далеко; не могла не думать о мужчине, способном заставить меня испытать то, о чем рассказывала мать. О мужчине, которому я охотно показала бы свое тело, вместо того чтобы прятать его; в чьих объятиях желала бы оказаться; о том, кого я поутру хотела бы видеть рядом на циновке, обласканного первыми лучами солнца.

Иногда я даже плакала, потому что страстно мечтала о нем и знала, что никогда его не встречу. Смотрела по сторонам, думая, что он один из деревенских парней и, быть может, живет где-то в наших краях. Но точно ли это так? Сколько молодых людей в «деревнях пояса»? Пятьдесят? Сто? Уж конечно, не больше ста, и все они воняли чесноком, а в их волосах было полно мякины. В конце концов я решила, что все это выдумки женщин, жаждавших, чтобы в их однообразной жизни, состоявшей из беременности, родов, тяжкого труда и побоев, появилось что-нибудь совсем иное.

Но потом это случилось со мной.

Однажды у колодца.

Рано поутру.

Я пришла туда одна; обвязав кувшин веревкой и опустив его в воду, взялась за подъемный конец журавля. И вдруг кувшин стал легче, а я подняла голову, чтобы посмотреть, в чем дело.

Именно так всегда представляла себе Бога: он был молод, очень красив, хорошо сложен и статен, с гладкой кожей, сильными и изящными руками, а улыбка его околдовывала и ослепляла подобно лучам солнца.

Он отпил из моего кувшина, и вода пролилась ему на грудь, заблестевшую, словно бронза; потом незнакомец пристально посмотрел мне в глаза — я выдержала взгляд и ответила столь же пристальным взглядом.

Позже я многое узнала о жизни, способной делать нас подобными животным или богам, и о местах, где судьба уготовила нам родиться и где предназначила умереть, развенчав грезы и растоптав надежды. О мире, в котором можно довести свое тело до совершенства при помощи атлетических упражнений или танца, а глаза загораются от страстной мечты или от жажды подвига. Именно этот свет я видела во взгляде юноши, стоявшего передо мной с кувшином в руке у колодца Бет-Кады памятным утром на исходе лета — мне шел тогда шестнадцатый год, — но в тот момент мне показалось, что солнечный отблеск и столь ослепительная красота свойственны лишь иному, высшему существу.

Именно такого мужчину мать описывала в своем рассказе, лишь его я могла возжелать, лишь для него хотела быть желанной. В то мгновение, отпустив журавль и выпрямляясь, я почувствовала, что жизнь моя меняется и больше никогда не будет прежней. Испытала огромную радость и одновременно сильнейший страх, головокружительное чувство, от которого пресеклось дыхание.

Юноша с трудом произнес несколько слов на моем языке, указывая за спину на коня. То был воин, он шел впереди большой армии, двигавшейся по его следам на расстоянии нескольких часов пути.

Мы разговаривали при помощи взглядов и жестов, но оба поняли главное. Он погладил меня по щеке, его рука ненадолго замерла над моими волосами — я не двигалась. Воин стоял так близко, что мне передавались его чувства, я ощущала их трепет и силу в спокойный и безмолвный утренний час. Я дала понять, что должна идти, и, полагаю, по выражению моего лица он уяснил, насколько это мне претит. Тогда он указал на небольшую пальмовую рощицу у реки и знаками начертил на песке: он будет ждать меня в полночь. Я уже знала, что явлюсь на свидание любой ценой, во что бы то ни стало. Прежде чем допустить в святая святых двоюродного брата, пропахшего чесноком, я хотела знать, что значит заниматься любовью на самом деле и — пусть даже всего на несколько мгновений — уподобиться бессмертным в объятиях юного бога.

С наступлением вечера прибыла армия, и зрелище это ошеломило всех: старых и молодых, женщин и детей. Можно сказать, все жители пяти «деревень пояса» сбежались посмотреть, что происходит. Никто прежде ничего подобного не видел. Тысячи воинов, конных и пеших, в тупиках и штанах, с мечами, пиками и луками, двигались с севера на юг. Во главе каждого отряда ехали военачальники в пышных облачениях и блестящих на солнце доспехах, а возглавлял это шествие стройный, изящно сложенный молодой человек с оливкового цвета кожей и ухоженной черной бородой, окруженный телохранителями. Я вскоре узнала, кто он такой: то был один из братьев, о которых я говорила прежде. Братья враждовали, их кровавое противостояние перевернуло судьбу бесчисленного количества людей подобно тому, как река, разливаясь, подхватывает и уносит с собой былинки и щепки. Но особенно меня поразил один из отрядов той армии: его составляли воины в коротких туниках, с бронзовыми доспехами. В руках они сжимали огромные щиты, а на плечах их развевались красные плащи. Позже я выяснила, что это самые сильные в мире воины: никто не мог противостоять им в схватке, никто даже не надеялся победить. Неутомимые, они могли терпеть голод и жажду, жару и холод. Красные плащи маршировали в ногу и пели какую-то монотонную песню под мелодию флейт. Военачальники двигались вместе с воинами, выделяясь лишь тем, что шли вне строя. Все новые и новые отряды продолжали прибывать, и так продолжалось часами; первые уже разбили лагерь и поели, когда последние лишь приближались к месту привала — нашим деревням.