Книга Снадобье для вдовы - Кэролайн Роу

— Да, преподобная мать?

— Два года назад половину наших воспитанников унесла чума, а на следующее лето — еще четверть. Еще несколько из нас умерли два месяца назад. Теперь здесь четыре монахини с двумя послушницами, которые присматривают за малышами — это самые старательные работники во всем христианском мире. Ты такая же, что и все эти дети, которых ты видишь. Отец, мать или оба родителя умерли. И, как и у тебя, у них нет никого, кто бы мог о них позаботиться. Мы принимаем их к себе больше, чем можем, но ведь кто-то же должен это делать! Будь моя воля, Клара, я бы оставила тебя здесь навсегда. Похоже, ты умная, хорошая девочка, быстрая и усердная работница. Не сомневаюсь, что ты станешь для нас замечательной помощницей.

— Я бы хотела стать монахиней, — вставила Клара.

— Должна тебя огорчить, но это невозможно. У тебя нет приданого, а мы не можем позволить себе кормить этих несчастных созданий, да и себя тоже, если будем брать в сестры девиц без приданого. Прости, если это звучит жестоко, но такова жизнь. Хлеб стоит денег. А без него наши дети умрут.

— Что же мне тогда делать? — беспомощно спросила девочка.

— Работать, как и надлежит большинству женщин. Мы найдем тебе место, хотя если тебе одиннадцать, ты старше, чем большинство необученных служанок. Если хочешь, мы положим твои пять су в нашу казну на хранение, помеченные твоим именем. Потом, когда ты начнешь зарабатывать, эти деньги прибавятся к твоим пяти су и положат начало твоему приданому. Время от времени некоторые сердобольные люди делают нам пожертвования, чтобы увеличить приданое для девочек с такой же судьбой, что и у тебя. Я позабочусь о том, чтобы ты получила свою долю сполна, и когда тебе исполнится восемнадцать, ты будешь иметь достаточно, чтобы вступить в брак с каким-нибудь достойным человеком. Ты понимаешь, о чем я тебе толкую?

— Я должна уйти отсюда и работать, — кивнула Клара, вспоминая бледную тощую кухарку в материнском доме… то есть в бывшем доме ее матери…

— Не стоит так пугаться, дорогая. Этого не произойдет прямо сейчас. Ты пробудешь с нами еще несколько месяцев, а тем временем мы подыщем тебе работу получше. А пока мы тебя научим кое-каким вещам, и ты поможешь нам присматривать за малышами.

Глава 1

Жирона, 22 июля 1354 г.

— Могу ли я полюбопытствовать, чем вызвано беспокойство Вашего преосвященства? — Лекарь Исаак стоял на пороге кабинета епископа Жиронского, слегка касаясь плеча своего ученика.

— Входите, мастер Исаак, — улыбнулся епископ. — Ничто не беспокоит. Хвала Господу нашему, тело мое здорово, да и личные заботы не одолевают. Ничего пока не случилось… но может случиться…

— Мой господин, следует ли мне подождать снаружи, пока я не понадоблюсь? — с готовностью предложил Юсуф, ибо, несмотря на природную склонность к любопытству, уже успел побывать свидетелем такого количества диспутов на политические и философские темы между этими двумя весьма уважаемыми им людьми, что почти утратил интерес к каким-либо дискуссиям.

— Нет, Юсуф, — покачал головой Беренгер. — Ты в самой гуще этих событий, поэтому тебе лучше остаться. Сказать по правде, ты и есть источник, если не сама первопричина этого беспокойства.

— Я, Ваше преосвященство?! — воскликнул Юсуф, с тревогой глядя на своего покровителя. — Что же такого я натворил?

— Сейчас узнаешь, — махнул рукой Беренгер и позвал: — Бернат! — В тот же миг из соседней двери в кабинете появился его личный секретарь Бернат са Фригола. — Принеси мне те письма от дона Видаля. — Маленький францисканец исчез и, почти тотчас же появившись вновь со свитками документов, принялся раскладывать их по порядку на столе Его преосвященства. На стол легли три листа лучшей изготовленной в Жироне бумаги, покрытых письменами. Они были еще из тех запасов, которые дон Видаль де Блан, аббат Сан-Фелиу, а ныне — временный прокуратор его величества, захватил с собой в Барселону, отправляясь туда на королевскую службу.

— Письма, Ваше преосвященство, — почтительно пробормотал Бернат.

— Прочти нам отрывок из последнего — насчет Юсуфа.

— Слушаюсь, Ваше преосвященство, — отозвался Бернат. — «В отношении доминиканца, излеченного от злокозненной лихорадки вашим лекарем и мальчиком-арабом, Юсуфом. Как я и опасался, молодой человек имел беседу с отцом Сальвадором, который ныне поднимает вопрос относительно статуса Юсуфа».

— Статуса? — удивился Исаак.

— Сейчас поймете, — усмехнулся Беренгер. — Продолжай, Бернат.

— «Отец Сальвадор желает знать, не является ли этот молодой человек рабом, и если да, то почему он проживает в обществе свободных людей».

— Поскольку всем известно, что Юсуф как воспитанник короля не может быть рабом но определению, то подобный вопрос я расцениваю как чисто зловредный, — сердито буркнул Беренгер. — И он прекрасно осознает все сложности, к которым приведет крещение.

— То есть он больше не сможет жить и учиться в нашем доме, — помрачнел Исаак. — Или даже где-либо в Еврейском квартале.

— И это может создать проблемы, если он пожелает вернуться в свою семью. Что же ты такого ему сказал, чтобы его душой овладел такой страх? — поинтересовался епископ, поворачиваясь к мальчику. — Кстати, дона Видаля это тоже весьма интересует. В противном случае он не сможет предпринять верные шаги.

Двое священников — епископ и его секретарь — выжидательно воззрились на мальчика; его хозяин и учитель, не способный видеть по причине слепоты, слегка склонил голову набок. Под таким пристальным вниманием Юсуф покраснел, заморгал и попытался сосредоточиться на том, что хотел высказать еще четыре-пять месяцев назад.

— Начать с того, — быстро заговорил Юсуф, — что он назвал меня хорошеньким или еще как-то по-глупому вроде этого и поинтересовался, не уроженец ли я Жироны. — Выпалив все это на одном дыхании, ученик Исаака глубоко вздохнул и уже более спокойным тоном продолжил: — Это произошло, когда он уже выздоравливал от лихорадки, но был еще немощным и нуждался в постоянном присмотре.

— Присутствовал ли в комнате кто-нибудь еще? — спросил Исаак.

— Нет, — покачал головой Юсуф, — сначала он дождался, пока вы, хозяин, выйдете.

— Продолжай, — кивнул лекарь.

— Я сказал, что нет. Тогда он спросил, откуда я, и я сказал, что из Гранады. Затем он спросил, не являюсь ли я рабом, на что получил ответ отрицательный. Тогда он поинтересовался, когда я возвращаюсь к своей семье. Я сказал, что не знаю. Потом что-то случилось — кажется, меня, к счастью, позвал хозяин, — и мне удалось уйти.

— Спасибо, Юсуф, — кивнул епископ. — Теперь, когда мы знаем, с чем имеем дело, можно спокойно действовать.

— И что же предлагает Ваше преосвященство? — спросил Исаак. Лицо его было спокойным, однако в голосе чувствовалось напряжение.

— Насколько я помню, его величество приглашал молодого человека провести некоторое время на Сардинии, дабы попрактиковаться в искусстве владения мечом и ведения войны, а также поучиться дворцовым манерам, — лениво произнес Беренгер.