Книга Роуэн из Рина - Эмили Родда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ишь, какая смелая выискалась! — съязвила колдунья.
Она вынула из корзины сухие ветки и бросила их в огонь. Пламя вспыхнуло ярче. Старуха повернулась к нему спиной, а на ее лице заплясали тени.
— Чего ж о славе не помечтать, когда дома за станком сидишь? А на Гору-то идти — кишка тонка будет. Ничего, Гора быстро усмиряет таких, как ты. Много там троп… очень много… да сами увидите.
Роуэн почувствовал, как сильно это задело Марли, и увидел, что щеки ее стали пунцовыми. Ровным голосом она ответила:
— Не пугай нас, Шеба.
— Садовник Джон! Ты вышел и лицом, и нравом! — пропустив эти слова мимо ушей, гнула свое старуха. — Теперь ты просишь меня помочь. А помнишь, как в рваной рубашонке бегал босиком да ревел от страха всякий раз, когда я проходила мимо? — Злая улыбка обнажила ее длинные желтые зубы. — Гора не будет проверять твою силу, Джон, — она тебя уничтожит. Похрабрее людей обламывала. Сожмет — и как ты ни выкручивайся, а не вырвешься. Да и сама она тебя не отпустит.
Повисла тишина. От ужаса Роуэн окаменел.
И тут Силач Джон, расхохотавшись и встав руки в боки, твердо сказал Шебе:
— Брось свои сказки! Ты кого на испуг берешь — меня или Марли? Разве что Роуэн испугается. Не думай, мы-то не дураки. Но посмотри на бедного мальчишку-зайчишку — ни жив ни мертв. А он такой тебе сыр принес! И не совестно тебе?
Шеба все улыбалась, но глаза ее налились кровью.
— Смейся-смейся, садовник Джон, — сказала она. — Да знай: раз мальчишка боится, значит, он самый умный. Поэтому он вас и поведет! — Протянув руку к корзине, она ухмыльнулась: — И впрямь извинюсь-ка я перед ним, пожалуй!
Она выхватила из корзины палку и неожиданно кинула ее в Марли. Та с испуганным криком отшатнулась, точно увидела змею, и палка угодила прямо в Роуэна.
Роуэн отскочил и чуть не упал. Он крепко схватил палку, а из ссадины на лбу показалась кровь. Силач Джон гневно вскрикнул и, сжав кулаки, шагнул вперед.
— От меня подарочек, — недобро буркнула старуха. — Прости великодушно, пастушок Роуэн.
— Шеба, это уж слишком! — оглушительно крикнул Силач Джон.
Ее губы недовольно скривились, и она ответила:
— Да что ты? Ладно, тогда, пожалуй, распрощаемся.
— Сначала мы узнаем то, за чем пришли, — настойчиво произнесла Марли. Она бросила взгляд на Роуэна и добавила: — Быстрей! У мальчика рана, ее надо обработать!
— Скажешь тоже, рана, — невозмутимо ответила Шеба. — Ну ладно, я устала. Надоели вы мне со своей глупостью. Слушайте то, что вам надо знать. Только помолчите и не мешайте мне думать.
Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Рука ее поглаживала головку сыра, как будто у нее на коленях сидела кошка. Огонь горел уже не так ярко. Старуха начала что-то бубнить, сначала невнятно, а потом они разобрали:
Семь сердец в дорогу идут,
Семь смертей их стерегут.
Когда надежде придет конец,
Одно из семи уцелеет сердец.
И лишь храбрейший дальше пойдет,
Когда поймет, что, уснув, — умрет.
Разинет страх зубастую пасть,
Тебе же нужно пред ним не пасть:
Преодолевшему смертную тень
Ответ будет ясен, как светлый день.
Потом о доме родном забудь,
И только тогда завершишь свой путь.[1]
Веки у Шебы дрогнули, глаза открылись. Словно очнувшись от сна, она бессмысленно посмотрела на Силача Джона, Марли и Роуэна, но ее взгляд быстро прояснился. Сейчас она вовсе не была похожа на колдунью. Перед ними сидела усталая старая женщина.
— Идите отсюда, — произнесла она. — Ничего больше вам не скажу.
— А тропа, Шеба? Как же мы пойдем? — спросила Марли. — Ты ведь нам так ничего и не сказала!
— Как — не сказала? Ладно, там видно будет… Может, все еще поменяется. А сейчас оставьте меня — мне надо отдохнуть.
Шеба замолчала, и голова ее упала на грудь. Они немного подождали и услышали тихий храп.
— Заснула, — прошептал Роуэн.
— Или притворяется, — недоверчиво проговорил Силач Джон. — Больше нам здесь делать нечего. Возвращаемся домой. Нас там уже заждались.
Они вышли из дома и поспешили в деревню.
— Идем-то мы ни с чем! — разочарованно сказала Марли. — И ты, Роуэн, лоб рассек. Ну как же так получилось, что я увернулась, а тебе попало? Я не хотела, честное слово.
— Это старая карга нарочно, — хмуро сказал Силач Джон. — За то, что я пристыдил ее. Это я виноват.
Роуэн спешил вслед за взрослыми. Ему было нехорошо: кружилась и болела голова — может, от ссадины на лбу, а может, от того жуткого страха, который нагнала на него Шеба. Снова и снова мальчику приходили на ум ее зловещие предупреждения, а в голове без конца крутился однообразный напев пророчества. Опять и опять он вспоминал:
Семь сердец в дорогу идут,
Семь смертей их стерегут.
Не замечая того, он тихонько твердил эти слова и, сжав в руке палку, в такт им легонько постукивал себя по ноге:
Когда надежде придет конец,
Одно из семи уцелеет сердец.
И лишь храбрейший дальше пойдет,
Когда поймет, что, уснув, — умрет.
— Перестань, Роуэн, — раздраженно сказал ему Силач Джон. — Видишь огни? Скоро домой придешь, к маме.
Он переглянулся с Марли и негромко добавил:
— Что только она мне скажет, когда увидит тебя…
Увидев ссадину на лбу сына, Джиллер лишь улыбнулась, сказав: «Ничего, до свадьбы заживет», и добавила, что промоет ее дома, ведь рано или поздно нужно учиться терпеть боль. Роуэн понял, что сказано это было не только для Силача Джона и Марли, но и для него. Мама напомнила ему, что он должен быть храбрым и не ныть, как и положено жителю Рина.
Роуэн знал: Джиллер расстраивается, что он такой слабый и пугливый. Месяц, а может, два назад он случайно услышал, как во дворе она разговорилась с Силачом Джоном. Джиллер жаловалась, что у нее никакого терпения не хватает, что Роуэн совсем не похож ни на отца, ни на нее саму, ни даже на маленькую упрямую Аннад и что ей порой приходится несладко. Она не понимает сына. Вот если бы был жив отец…
Роуэн тогда тихо прокрался мимо них и поднялся наверх, в комнату, где они жили с Аннад. Он лег в постель и долго не засыпал, ни о чем таком особенном ему не думалось, но на душе было очень горько.
