Книга Мы - на острове Сальткрока - Астрид Линдгрен

Тут мы как раз подошли к дому.

— Здравствуй, Столярова усадьба, — поздоровался папа. — Позволь мне представить тебе семью Мелькерсонов: Мелькерсон-старший и его бедные ребятишки.

Это был красный двухэтажный дом, и с первого взгляда было видно: крыша протекала. И все же дом мне понравился, как только я его увидела. Папа же, напротив, насмерть перепугался, что было видно по его лицу. Я не знаю никого другого, у кого бы так быстро, как у папы, менялось настроение.

Он молча стоял, глядя с грустью на дачу, которую снял для себя и своих детей.

— Ты чего ждешь? — спросила я. — Дом ведь другим не станет.

Папа собрался с духом, и мы переступили порог".

СТОЛЯРОВА УСАДЬБА

Никто в семье не забудет первого вечера в столяровой усадьбе.

— Разбуди меня ночью и спроси; — говорил потом Мелькер, — и я расскажу все как было. Затхлый воздух в доме, ледяные простыни, хмурая, озабоченная Малин с морщинкой на лбу, которую, как ей кажется, я никогда не замечаю. И в душе у меня растет беспокойство не наделал ли я глупостей? Но мои сорванцы не унывают, снуют, словно белки, туда-сюда, это я помню хорошо… А еще я помню черного дрозда, который выводил трели в боярышнике прямо против окна, и легкие всплески волн у причала, и тишину… И вдруг у меня мелькнула мысль: "Э, нет, Мелькер, на этот раз ты не наделал глупостей, а. Наоборот, совершил благое дело, нечто замечательное, может быть, даже из ряда вон выходящее, хотя воздух, разумеется, был затхлым… "

— А еще ты растоплял плиту, — напомнила Малин, помнишь?

Но этого Мелькер не помнил. Так он сказал.

Неважный вид у плиты. Что-то не похоже, чтобы на ней можно было готовить, сказала Малин, опустив узлы на пол в кухне.

Первое, что она заметила, войдя в кухню, была плита. Она вся проржавела, — видно, в последний раз ее топили в конце прошлого века. Но Мелькер не отчаивался.

Да эдакие вот старинные плиты — просто чудо. Нужна лишь сноровка, я это мигом улажу. Но прежде познакомимся с дачей.

Прошлый век чувствовался в усадьбе повсюду, хотя уже не в лучшем своем виде. За многие годы усадьбе крепко досталось от неосторожных дачников, а ведь когда-то это было налаженное и зажиточное хозяйство столяра. Но даже в своем запустении дом сохранял какой-то удивительный уют, который все сразу почувствовали.

— Вот заживем в этой развалюхе, — заверил Пелле. Обняв мимоходом сестру, он бросился за Юханом и Никласом. Они решили облазить весь дом до самого чердака.

— Столярова усадьба… — произнесла в раздумье Малин. — А что за столяр тут жил, не знаешь, папа?

— Веселый такой молодой столяр. Женился он в тысяча девятьсот восьмом году и с молодой хорошенькой женой переехал сюда. По ее вкусу он и смастерил шкаф, стол, стулья, диван и целовал ее так, что в комнатах только звон стоял от поцелуев, а однажды сказал: «Пусть наш дом называется столяровой усадьбой…»

Малин не сводила глаз с отца.

— Ты это в самом деле знаешь или привираешь? Мелькер смущенно улыбнулся.

— Гм, конечно, кое-что привираю. Но было бы куда приятнее, если бы ты сказала «сочиняешь».

— Ладно, пусть будет «сочиняешь», — согласилась Малин. — Что там ни говори, а здесь кто-то жил давным-давно, радовался этой вот мебели, сметал с нее пыль, полировал и наводил чистоту каждую неделю по пятницам. Кстати, кто сейчас хозяин дома?

Мелькер попытался вспомнить.

— Не то фру Шёберг, не то фру Шёблум или что-то в этом роде. Женщина в годах.

— Может, она и есть жена твоего столяра? — смеясь, спросила Малин.

— Не знаю, теперь она живет в Нортелье, — ответил Мелькер. — А один делец, по имени Матсон, сдает за нее усадьбу на лето, притом, как правило, доморощенным разбойникам с выводками маленьких несносных детишек, которые цапают и портят все, что попадает под руку.

Он оглядел комнату, которая при жизни столяра служила, вероятно, гостиной. И хотя она была не так нарядна, как прежде, Мелькер остался доволен.

— Здесь, — сказал он, — вот здесь и будет наша общая комната, — и любовно похлопал побеленный очаг. — Вечерами мы будем сидеть, сидеть возле очага, смотреть на горящие поленья и слушать шум моря.

— А в ушах будет свистеть ветер, — добавила Малин, указав на разбитое окно.

У Малин по-прежнему не расходилась морщинка озабоченности на лбу, но Мелькер, уже искренне полюбивший усадьбу, не собирался горевать из-за такого пустяка, как разбитое окно.

— Будь спокойна, девочка. Твой умелый отец вставит завтра новое стекло. Будь совершенно спокойна.

Но Малин как раз не могла быть совершенно спокойна, так как она знала Мелькера и думала о нем сейчас со смешанным чувством нежности и досады: «Он верит в то, что говорит, святая невинность. Он в самом деле в это верит. Потом между делом забывает о своем обещании. А если уж вставит новое стекло, то раскокает при этом три других. Нужно спросить Ниссе, не найдется ли здесь кто-нибудь, чтобы мне помочь».

Вслух же она сказала:

— Ну, а теперь пора засучить рукава. Ты, папа, кажется, собирался растопить плиту?

Мелькер потирал руки в предвкушении новой деятельности.

— Еще бы! Такое дело не доверишь женщинам и детям.

— Ну и отлично, — сказала Малин. — А женщины и дети пойдут искать колодец. Он, надеюсь, где-нибудь да есть.

Она слышала шаги мальчиков на чердаке и окликнула их.

— Эй, братишки! Пошли за водой!

Дождь прекратился. По крайней мере в ту минуту он не шел. Вечернее солнце, подбадриваемое пением дрозда в старом боярышнике, сделало несколько дерзких, но безуспешных попыток пробиться сквозь тучи. Дрозд, неустанно сыпавший свои трели, внезапно притих, увидев юных Мелькерсонов, шествовавших с ведерками по мокрой траве.

— Разве не здорово, что в усадьбе есть собственное вековое дерево? — спросила Малин, погладив мимоходом шероховатый ствол боярышника.

— А для чего оно, вековое дерево? — поинтересовался Пелле.

— Любоваться, — ответила Малин.

— И лазить на него, ты что, не знаешь? — добавил Юхан.

— С этого и начнем завтра утром, — заверил Никлас. — Как по-вашему, папа заплатил особо за то, что в усадьбе есть дерево, на которое можно лазить?

Шутка рассмешила Малин, а мальчики наперебой стали перечислять, за что на даче Мелькер должен был бы заплатить особо. Причал и старый ялик, привязанный к нему цепью, — раз. Красные сараи на берегу, с которыми надо познакомиться поближе, как только найдется время, — два. Чердак, который они уже облазили вдоль и поперек и где нашлось столько удивительных вещей, — три.

— И колодец, если в нем хорошая вода, — добавила Малин.