Книга Причуды богов - Елена Арсеньева

– Аннуся! Помогай! – рявкнула хозяйка, идевушка отпрянула от ласкового обольстителя, который, впрочем, успел шепнуть ейнапоследок нечто такое, от чего кровь едва не брызнула из ее раскрасневшихсящечек, а груди от волнения почти выскочили из корсета.

«Убей бог, если он не позвал ее на ночь в своюпостель!» – с внезапной, свойственной только женщинам прозорливостью догадаласьЮлия и послала Аннусе самый презрительный взгляд, на который была способна.Однако тут же пыл ее поутих, ибо она задумалась о собственном положении.

Бог с ним, с неодобрением этого Сокольского! Вконце концов, Юлия и сама знает, что рыльце у нее в пушку. Но с Адамом-то чтоприключилось?! Даже если он знаком с Зигмундом и растерялся в первое мгновение,почему сейчас не встать из-за стола под предлогом усталости, не удалиться впредназначенные им покои и забыть о неприятной встрече? Ведь они теперьпринадлежат друг другу, и грядущая ночь принадлежит им – как и вся жизнь!

Она радостно встрепенулась, когда Адамподнялся, но тут же ее будто ледяной водой окатили, ибо он и не глянул на своюнареченную, а, повинуясь неприметному жесту Зигмунда, вышел вслед за ним накрыльцо.

Бледнолицый Валевский удалился умываться всопровождении Юзефы, хозяин где-то хлопотал, Аннуся, верно, приводила в порядокчувства и корсет, так что Юлия осталась в горнице одна и сиротливо сидела устола. Только черная толстая моська, лежавшая у порога, время от временитявкала на нее, словно тоже была исполнена презрения к беглянке.

О чем они там говорят? Почему так затрепеталАдам при встрече с Сокольским? А если это какой-то родственник, изумленный тем,что Адам не в Варшаве, в своей школе подхорунжих, а за много миль от нее,вдобавок – в компании с дамой! А вдруг… Вдруг все дело в даме, то есть в Юлии?Вдруг Адам помолвлен или, спаси господи, женат, а Сокольскому об этом известнои сейчас решается ее судьба?!

Воровато оглянувшись, она подхватилась ишмыгнула в сени. Дверь на крыльцо была чуть приотворена, и девушку сразуохватило сквозняком, однако его ледяные объятия были дуновением зефира всравнении с леденящими душу словами, доносившимися с крыльца.

– Какого черта ты здесь делаешь?! –яростно вопрошал Зигмунд, но ответа Юлия почти не расслышала: верно, у Адамавовсе пропал голос. Она разобрала что-то вроде «встреча», «сердце», «жениться», –поняла, что Адам рассказывает об их планах, и преисполнилась горячей надежды,что теперь-то этот невесть откуда взявшийся Сокольский оставит их в покое.

– Ну прямо Троил и Крессида! – с ирониейвоскликнул тот. – Все это так трогательно, что я чувствую колотье в боку!Одного не могу понять: два-три дня подождать нельзя было?! К чему такиехлопоты? Понимаю, сейчас ее отец, конечно, против вашего брака, но ведь послезавершения событий девица сама упала бы к тебе в руки, как созревший плод! Чегомолчишь? Или… Ах вот оно что! Так ты не случайно ударился в бега именносегодня? Ты… дезертировал?!

Юлия ожидала, что теперь-то раздастсявозмущенный возглас Адама, но тот не издал ни звука. Получается, что этотЗигмунд прав?! Однако откуда дезертировал Адам? Ну, бросил учебу – так развеэто преступление? И разве причина для того ужаса, который владеет Адамом, недавая ему и слова вымолвить в свою защиту?

– Ну, вот что, Коханьский! – произнесЗигмунд после недолгого, но тягостного молчания. – Я вижу только один способвсе поправить. Ты немедленно возвратишься в Варшаву, чтобы завтра же быть вделе, к которому призывают нас долг и честь! На тебя замкнуто слишком многое,чтобы я мог позволить тебе вот так всем пренебречь, подвести товарищей,поставить под удар общее дело! Как говорится, еден за вшистках, вшистки заедного! [6] К тому же промедлимсегодня – потеряем завтра. История, знаешь ли, не ждет опоздавших!

Адам что-то прошелестел в ответ, однакоЗигмунд только хмыкнул:

– Se non e vero, e ben trovato [7]. Коли уж между вамии впрямь такая великая страсть, то красотка дождется своего рыцаря, хотя бы ина этом постоялом дворе! Вернешься к ней с победой, овеянный славой. Крометого, ты ведь понимаешь, что княжне Юлии Аргамаковой в такой день, каким будетзавтрашний, лучше оказаться подальше от Варшавы.

Потом, позднее, Юлия не раз удивлялась, как жеее тогда не озадачили, не напугали намеки Зигмунда на какие-то особые события,долженствующие свершиться в Варшаве. Должно быть, она слишком была поглощенасвоим, чтобы думать о чем-то другом: любовью к Адаму и его любовью к ней…Страхом, что вскроется ее ложь. Что она уже вскрылась!

– Юлия Аргамакова? – воскликнул Адам, отизумления наконец обретший голос. – Да нет, вы что-то путаете!

– Пикантная история! – пробормоталЗигмунд. – Ты путешествуешь с особой, которая сверх редкой красотысчитается еще и одной из богатейших невест в империи – да за такое счастьесколько рыцарей головы бы положили! – и при этом не знаешь, кто онатакая?!

Поодаль прошелестели чьи-то торопливые шаги, иЮлия отпрянула к стене. Стены, впрочем, там не оказалось, и она едва не рухнулав маленький коридорчик, оканчивающийся лесенкой. Она безотчетно стала взбегатьпо крутым ступенькам, но почти сразу задохнулась и замерла, поникнув наперилах. Почему-то вспомнила, как обожала в детстве подслушивать под дверью, астаршие не знали, как ее отучить от этого. И вот как-то раз за чаем отец вдругуставился на нее с ужасом и воскликнул: «Что с твоими ушами? Почему они таквыросли?!» Юленька недоверчиво схватилась за голову, а матушка подлила масла вогонь, грустно объяснив: «Так всегда бывает с теми, кто подслушивает!» Какназло, в столовой не оказалось ни одного зеркала, и тогда Юленька уставилась всверкающий круглый бок самовара, надеясь, что над нею подшутили. О ужас! Малотого, что у нее и впрямь выросли уши, – все лицо ее исказилось донеузнаваемости! В самоваре отражалась вовсе не она, а некое расплывшееся, какблин, чудище! Она разразилась рыданиями и, даже когда загадка самовараразъяснилась, долго еще не могла избавиться от страха! С тех пор она навекизареклась подслушивать и преступила свою клятву только сегодня. Однако онаневольно ощупала голову, поддавшись детским кошмарам… впрочем, в этот моментона, пожалуй, предпочла бы выросшие уши тому, что случилось.

Черт принес этого Зигмунда! Никакой он неСокольский, а самый настоящий Вороновский! Черный ворон, ишь раскаркался:«Ар-ргамакова! Ар-ргамакова!» Ему-то какова печаль? Ему-то что до Юлии? Развеон поймет, что сначала так сложились обстоятельства, а потом уж она не моглапризнаться, считая все игрой, просто детской игрой! Сейчас игра зашла слишкомдалеко, и, как ни оправдывала себя Юлия, она не могла не признать одного: Адам,конечно, обманут.