Книга Первое правило семьи Райс - Оксана Гринберга

Центина.

До столицы, получалось, было дней пять-шесть пути.

— Я бы поехал с тобой, Аньез, но Лейне вот-вот родит, а местным целителям я не доверяю, — добавил дядя. — Так что ты уж как-нибудь сама!

И я кивнула. Сама так сама!

* * *

— Целительница? — спросил у меня здоровенный бородач-караванщик.

Я мялась за спиной у дяди, то и дело поправляя старенькое синее платье, перешитое Тиссой из маминого.

Думала о том, что…

Если бы я только знала, что отправлюсь в столицу, то взяла бы с собой побольше вещей. И книги… Да, я бы взяла с собой книги! Самые любимые и нужные, которые непременно пригодятся для поступления в академию.

О, Трехликий, знать бы еще, что именно мне пригодится⁈ Все произошло так внезапно!

— Целительница, — вздохнув, сказала ему, потому что дядя молчал, предоставив разговаривать мне.

— По животным умеешь? — поинтересовался караванщик.

Кивнула.

Я умела и по животным, и по людям. И роды, и раны — всякое доводилось и на разное успела насмотреться в Калинках.

— Если так, то деньги за проезд с нее не возьму, — сообщил караванщик уже моему дяде. Повернулся ко мне: — Глянь-ка, дочка, жеребец у меня захромал, но никого к себе подпускает. С норовом, скотина! Но говорят, у целителей имеется особый дар.

Проверял меня, ясное дело.

Здоровенный хасторский вороной — статный, с пышной иссиня-черной гривой — всхрапнул, когда я к нему подошла. Презрительно покосился на меня темным глазом, затем недовольно фыркнул, стоило мне провести рукой по его гладкой теплой шее.

Но вскоре успокоился — я с детства умела ладить с животными.

— Вижу, что магичка, — уважительно произнес караванщик.

Он уже представился. Вожатый Трегольд, так его звали.

— Магесса, — негромко поправила его, — а не магичка.

Хорошо, пусть еще не магесса, но я так хотела ею стать! Закончить Академию и получить то, о чем страстно мечтала.

Свобода — именно ее я желала больше всего.

— Племянница моя, едет к матери в Изиль, — вступил в разговор дядя Лестар. — Заодно собирается поступать в столичную академию. Я бы и сам ее проводил, но… Присмотри за ней, — и протянул караванщику мешочек с монетами.

— Сказал же, денег не возьму! И так присмотрю, — насупился тот. — А монеты свои можешь…

Говорить куда засунуть деньги магу в Центине все же не стоило, и караванщик не стал. Закашлялся, пробормотал что-то в бороду.

— Кай! Кай, где ты, бесовское отродье? — рявкнул он, повернувшись к каравану, уже готовому отправляться в дальний путь.

С десяток телег, восемь крытых повозок, полдюжины охранников и боевой маг — я почувствовала вибрацию магических потоков, окружавших парня в темной мантии, почти моего ровестника.

Торговый люд отправлялся в Изиль, а дороги, как известно, в Центарине никогда не были безопасными. Поэтому и сбивались в караваны, а заодно нанимали охрану. Везли с севера пушнину, мед и пеньку, и еще добро, выкупленное у викингов, чтобы с выгодой продать в столице.

Откуда-то из-под телеги вылез вихрастый темноволосый мальчишка лет десяти-одиннадцати. Шмыгнул носом, одернул подпоясанную веревкой серую тунику, из-под которой виднелись залатанные на коленях штаны.

Уставился на меня с интересом.

— Сын мой, — пояснил караванщик, — чертеняка непоседливый! Слышь, Кай, глаз с магички не своди!

Тем временем я уже опустилась на колени рядом с жеребцом, осторожно осматривая загноившуюся рану рядом с копытом. Открыла сумку, потому что привыкла не выезжать из дома без целительских трав.

— Никого к себе не подпускает, только тебя, — заявил мне Кай, устроившийся неподалеку. Прислонился к телеге и теперь косился на меня с важным видом. Кажется, и впрямь решил не выпускать меня из виду. — А утром так Брасса пнул, что тот летел дальше, чем… Хм… Я и не знал, что маги умеют так ругаться! — Затем понизил голос, посвящая меня в детали: — Брасс в академии целых два года проучился, пока его оттуда не турнули. Ты ведь знаешь, какие там строгие порядки!

Но я этого не знала.

— Как устроишься, сразу напиши Двейну, — сказал дядя Лестер чуть позже, когда я обработала рану на ноге жеребца, не забыв наложить несколько заклинаний для скорейшего заживления. — И вот еще, Аньез, будь осторожна! Мой кузен хорошо тебя подготовил, только вот…

Покивала, заверив его, что стану смотреть по сторонам и буду верхом разумности.

С раннего детства я уяснила четыре правила семьи Райс — ни во что не вмешиваться, не показывать свои способности и никому не доверять. А заодно не влюбляться — что тут сложного?

Последнее — так вообще курам на смех!

Но я понятия не имела, что нарушу половину отцовских заповедей еще до того, как наш караван доберется до Изиля.

Глава 2

Неприятности начались тогда, когда мы с Каем сидели в мерно катившей по Северному тракту телеге, и мальчишка рассказывал мне историю королевской семьи Гервальдов.

Облокотившись на тюки с шерстью, я смотрела в голубое небо и еще на зеленые лапы елей, иногда тянущиеся к нам из лесной чащи. Грезила наяву, в очередной раз размышляя, как у меня все сложится в столице.

Заодно не забывала кивать и поддакивать в нужных местах, чтобы не обидеть рассказчика, хотя эту историю я знала наизусть. Много раз слышала ее от отца, но в папином изложении она звучала немного по-другому.

Зато Кай почему-то решил, что он мой старший и всезнающий товарищ, и ему обязательно нужно рассказать мне о событиях шестнадцатилетней давности, изменивших ход истории Центина.

О том, как король Уго II, старший из четырех братьев, взошел на трон в сложные для страны времена.

Правил он недолго, зато крепкой рукой.

Угомонил Хастор, давно претендовавший на спорные западные территории. Взял в жены принцессу Мириам, дочь султана Остарской Империи, примирившись, наконец, с неспокойными восточными соседями. Подписал мирное соглашение с викингами Хьедвига, и те согласились оставить в покое северные поселения Центина в обмен на снижение торговых пошлин.

Все бы хорошо, только вот…

— По мужчинам он был ходок, — с важным видом заявил мне Кай, жуя травинку. — Из-за этого и вышла вся это ерунда! Боги отвернулись и от него, и от Центина, а заодно, получается, и от всех нас.

— Как это, по мужчинам? — растерялась я.

Ничего подобного отец мне не рассказывал. Говорил только, что Уго Гервальд вел неправедный