Книга Сто имён одной воровки - Леди Ирбис

дельцов, увечных воинов и другие девицы, добродетель которых находится под угрозой. Под неусыпным надзором небесных братьев и сестёр ученицы читают святые тексты и учат молитвы, а ещё постигают основы счёта и этикета благородных домов, учатся шить, нянчить детей, готовить еду и поддерживать чистоту. Из Дома Воспитания они выходят смиренными и дланебоязненными девушками, и их будут рады видеть в прислугах во всех благородных домах столицы. — брат Тибард опустил ладонь на плечо мужчины, с силой сжал его, приблизил свое лицо так, что почти уперся кончиком носа в лоб, и закончил почти шёпотом, — лучшей судьбы для твоих дочерей и придумать нельзя.

Хромой слушал небесного брата с каким-то тупым, отречённым выражением лица, словно не понимал смысла услышанных им слов. Он рассеянно водил взглядом по дворику, иногда возвращаясь к лицу говорящего брата, и сразу же снова отводил глаза, как будто искал в окружавшей его тьме какую-то опору, но так и не смог найти. Когда брат Тибард наконец закончил свою речь и замолчал, хромой неуверенно пробормотал:

— Я-то думал, что девки вырастут, замуж повыходят да внуков понарожают. Как же они, в рясах-то…

— Выпускницы нашего Дома не отдают Длани свои тела. — перебил его брат Тибард, — Наоборот, они станут завидными невестами для любого истово верующего. Вручи своих дочерей Длани, и познают они истинную милость её.

Не дожидаясь ответа, небесный брат похлопал мужчину по плечу, развернулся и пошёл обратно к приюту. Шагал он широко и размашисто, и пламя масляной лампы, зажатой в его руке, танцевало за неровным стеклом. Хромой мужчина ещё некоторое время стоял во дворике, подняв голову к тёмному небу. Потом, пробормотав себе под нос какую-то молитву и неуверенно, словно бы с опаской, коснувшись раскрытой ладонью лба, сказал:

— Так-то, может, и лучше будет. — и поковылял к приюту.

Через несколько дней после того вечера стоявшие перед церковью святой великомученицы Ангелии крытые светлым, растянутым на высоких дугах полотном обозы наполнились детьми. В двух повозках сидели девочки, направлявшиеся в Виллакорн, в третьей — мальчишки, которых, по словам небесных братьев, отправляли в школу при лорнарийском монастыре для обучения каменотёсному и плотницкому делу. Некоторые дети, особенно те, что помладше, плакали и размазывали слёзы вперемешку с грязью по своим бледным щёчкам, девочки сжимали в руках тряпичных кукол, разрисованных ягодным соком и углём, ребятишки постарше же крепились и сидели с серьёзными, насупленными лицами.

Совсем малых детей небесные братья не забирали, и самому младшему ребенку в обозах, пожалуй, было не меньше пяти лет. Поодаль от обозов стояла небольшая группа матерей. Женщины держались за руки и обнимались, вытирали слёзы рукавами рубах и платьев, уверяя себя и друг друга в том, что церковные приюты — лучшее, что в этой жизни может ожидать их детей. Многие женщины даже не вышли из стен дома призрения, чтобы лишний раз не рвать себе сердце.

Рядом с обозом, из открытого задка которого выглядывало несколько заплаканных лиц, стояла большеглазая девчушка лет шести, с тёмно-русыми растрёпанными волосами. Вместо платья на ней была застиранная мужская рубаха, подпоясанная обрывком веревки, длинные рукава которой болтались почти до самой земли. Девчушка хлюпала носом и иногда тёрла кулачками покрасневшие глаза, но не плакала, лишь повторяя и повторяя себе под нос: «Папа» и «Миика».

— Сколько ещё ждать-то? — один из небесных братьев, тучный невысокий мужчина, кряхтя, сполз с козел обоза и вразвалочку подошёл к брату Тибарду, который стоял у ступеней церкви и хмуро осматривался по сторонам. — Мы и так здесь слишком долго торчим.

— Обожди, брат Гаррик. Девка одна пропала. Наверно, прячется где.

— Делов-то. Вон их сколько, тех девок, одной больше…

— Не распускай язык. — резко обернувшись, бросил ему брат Тибард, после чего направился к дверям приюта.

В самой середине большой комнаты, заполненной деревянными койками и сваленными на полу матрацами, набитыми соломой, стоял тот самый хромой мужчина. Он обескураженно озирался по сторонам, подволакивая ногу подходил то к одной кровати, то к другой, и всё повторял и повторял, то тихо, едва ли не шёпотом, то повышая голос:

— Милика, дочка… Выходи, ты где? Милика, выходи… Куда ты спряталась, дочка?

Обернувшись к вошедшему брату Тибарду, он начал путано объяснять, что с девочкой это не в первый раз, она и раньше любила убегать и прятаться, но небесный брат коротким жестом отмахнулся от встревоженного отца и обошёл комнату по кругу, иногда выборочно заглядывая под кровати. Вообще-то, братья уже обыскали приют дважды, и в самой церкви смотрели, и в погребе, и обшарили старый сарай на заднем дворе, но девки и след простыл. Брат Гаррик был прав, они и так потеряли здесь слишком много времени, и с каждой минутой промедления брат Тибард становился все злее.

Хромой мужчина опять что-то залопотал, и брат Тибард, не выдержав, громко рявкнул в его сторону, приказывая тому немедленно заткнуться. Мужчина охнул и замолчал, привалившись спиной к деревянному столбу, уходящему под потолок приюта. Брат Тибард склонил голову к плечу, будто прислушиваясь к какому-то едва различимому звуку, осмотрелся, а потом резко поднял голову. Наверху, там, где сходились столб и проходившая через всю комнату поперечная балка, вжавшись спиной в деревянный брус и поджав к груди колени, сидела девочка.

— Эй, а ну слезай! — зычно крикнул ей небесный брат, но девочка только мотнула головой.

В дверях приюта как раз появился ещё один мужчина в лазурной рясе, и брат Тибард крикнул ему, указывая рукой наверх:

— Брат Гордел! Помоги мне её снять!

Брат Гордел, высокий сухопарый мужчина с вытянутым лицом и глубоко посаженными глазами, под которыми набрякли синюшные мешки, быстро подошел к брату Тибарду и полез было на грядушку одной из кроватей, чтобы оттуда забраться на балку, но в тот самый момент девочка ловко подскочила, разведя руки пробежала по балке к противоположному краю комнаты и, спрыгнув на груду матрацев в углу, выскочила из здания приюта. Не особо стесняясь присевшего на край кровати отца девочки, брат Тибард с криком «А ну стой, сука!» бросился за ней.

Оказавшись на улице, девочка окинула двор перед церковью цепким взглядом, от которого, казалось, ничто не могло ускользнуть. Гружёные детьми обозы, из-за полотняных завесов на задках которых выглядывали любопытные мордашки, запряжённые в обозы коротконогие крепкие лошадки, две небесные сестры, сметавшие с церковных ступеней опавшие листья, бежавшая к ней с криком «Миика!» младшая сестрёнка, тучный мужчина в лазурной рясе, тот самый брат Гаррик, неловко повернувшийся к ней и уже раскинувший руки, распахнутые кованые ворота… Девочка вся сжалась и стрелой помчалась напрямик