Книга Никого нельзя обижать! Семестр І - Yelis

подушку под моей, как выяснилось из услышанного, многострадальной головой:

— Ради справедливости следует отметить, что и мы ничем родных парня порадовать пока тоже не можем. Пациент, не обращая никакого внимания на все наши немалые старания, из комы выходить пока не желает.

— А что с ним случилось? — повторился вопрос на этот раз молодым женским голосом, прозвучавшим со стороны противоположной говорившему до этого мужскому.

— Этого никто не знает. — со вздохом ответил говоривший изначально мужчина. — Он сам, как и его семья, из Припяти. Обнаружили его утром того памятного дня, когда произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции. Юноша в бессознательном состоянии лежал возле подъезда собственного многоэтажного дома с разбитой головой. Свидетелей происшествия если искали, то не нашли. Да и не до поисков тогда было. Сами понимаете, что там творилось в те дни. А потерпевший, по понятной причине, ничего рассказать не мог. Да и сможет ли когда-нибудь — неизвестно. Но по одной из наиболее вероятных версий мы имеем дело с последствиями от удара молнии. О чём недвусмысленно свидетельствуют шрамы от характерных ожогов на его голове и всём остальном теле.

Услышанное от доктора повергло меня в шок. Мне что, проведенные полгода в будущем привиделись? Все мои приключения в мире воцарившегося на Земле феминизма навеяны прочитанной накануне фантастической повестью Кира Булычёва «Сто лет тому вперёд»? Нет никакой Белой Лады, Опаловой Славы, моей приёмной мамы и новой родни? Нет никакой гимназии с неправильными уроками труда, непонятным футболом и неизвестным ранее автоматическим оружием? Всё пережитое мною — это бред поражённого небесным электричеством мозга? Магия и маги, дворянские звания, собственный приобретённые способности, мировая катастрофа, войны, передел мира, женское доминирование на планете — всё это нездоровые фантазии моей больной головы?

А с другой стороны получается, что я не потерял никого из своих родных и близких, друзей и одноклассников. И вылечившись снова смогу с ними встретиться, обнять, поговорить и обязательно рассказать о своих воображённых приключениях. А может даже, как Булычёв, написать о них книгу! Ведь меня обязательно вылечат? Иначе не может быть, поскольку наша советская медицина — самая передовая медицина в мире!

Но такова ли ситуация, какой я её себе только что вообразил, на самом деле? Ведь сейчас, как и в прошлый (не знаю уже — реальный или вымышленный) раз, никого из моей семьи или друзей рядом со мной в палате не было. Или я просто их не слышу? Хотя не думаю, что мои мама или папа позволили бы вот так беспардонно проводить экскурсии по осмотру их родного сына. А живы ли они вообще? Ведь авария на нашей станции, как сказал невидимый доктор, всё-таки была. А ещё он говорил не о моих родителях, а о родных, которыми вполне могут оказаться многочисленные дяди и тёти.

Рой мыслей, заметавшихся в моей голове, принёс только усиление боли ней.

После последних слов врача что-то коснулось моего правого века:

— Как видите, зрачок пациента на свет не реагирует. Болевые рефлексы тоже отсутствуют.

Мало мне было раскалывающей череп головной боли, так этот садист меня ещё и ущипнул.

«Я явно поспешил присвоить ему статус умного!» — было последней моей мыслью, после которой я снова начал быстро проваливаться в беспамятство.

Когда мужской голос, сопровождаемый шорканьем многочисленной обуви по деревянному полу, стал удаляться в направлении выхода, я ещё успел разобрать:

— Ладно, здесь мы закончили. Дальше нас ждёт отделение радионейрохирургии.

***

Второй раз я очнулся от явного присутствия ещё одного человеческого организма рядом с моей неподвижной тушкой. Прислушавшись к своим внутренним ощущениям, я понял, что голова совсем не болит, уши хорошо слышат, живот радостно бурчит, а то, что пониже его, вовсю беззастенчиво бодрствует. Хотя остальное тело по-прежнему не то, что стоять, элементарно пошевелиться пока не может.

А мой нос и приятные ощущения от прикосновений нежных рук к остальному вполне чувствительному телу подсказывают, что заботливо укутывающий меня одеялом организм — женский, а если точнее — девичий. И этот организм приглушенно и вроде как смущённо почему-то подхихикивает. А ещё запах от него доносится какой-то знакомый, можно даже сказать родной. Мне явно не единожды приходилось обонять его за последние полгода — год своей короткой, но такой неординарной и насыщенной сюрпризами жизни.

«Да это же жасмин!» — наконец-то мне удалось идентифицировать ощущаемый носовыми рецепторами аромат.

— Лада! — обрадованно и одновременно облегченно вырвалось из моих сильно пересушенных после сна губ, а в голове молниеносно пронеслись воспоминания о только что пережитом кошмаре.

Копошение возле меня на миг прекратилось, после чего раздался громкий возмущённый вопль:

— Какая Лада? Мало мне было непонятной японки, по которой кое-кто тут вовсю пускал слюни, теперь какая-то новая девка!

От неожиданности я даже сумел открыть правый глаз. Передо мной, уперев руки в бока, и дыша, словно разъярённый бык, стояла Анька Бахметьева и с негодованием смотрела в мои, несомненно, бесстыжие по её мнению глаза (точнее один глаз). Как ни странно, но с её мнением я сейчас был полностью согласен.

— Привет, Анька! Откуда ты здесь взялась? — не нашёл я ничего лучшего, чем тот час же прояснить для себя ситуацию, усиленно шевеля при этом единственным заработавшим у меня оптическим датчиком.

Лежал я, укрытый тонким цветным одеялом, в мягкой кровати с невысоким металлическим ограждением по бокам. Бежевые стены и белый потолок медицинской палаты освещались солнечным светом, проникающим сквозь неплотно закрытые шторы, создавая радужный ореол вокруг моей знакомой одноклассницы, в гневе метающейся по палате.

Судя по потокам восходящего воздуха, струившимся вокруг мгновенно дошедшей до точки кипения девушки, вопрос оказался не совсем удачным. И я решил несколько исправить ситуацию:

— А что ты тут делаешь?

Моя попытка явно провалилась.

— Убиваю одного неисправимого и бессовестного развратника! — донёсся до меня яростный ответ, после которого в меня полетела подушка, подхваченная с пустующей соседней кровати и посланная в цель рукой скорой на расправу темпераментной девчонки.

Наверное, не зря говорят, что снайпером может быть человек хладнокровный и терпеливый. Слава Богу, что Анька таким не является. Иначе посланная со всей дури, тяжеленная для моего теперешнего состояния подушка, имела все шансы прервать бренное существование одного неплохого, в общем-то, парня в этом несовершенном подлунном мире. Ведь никаких шансов увернуться от пущенного мягкого, но весьма весомого на вид снаряда, учитывая полную неподвижность мишени, у меня не было.

А так, пролетев половину палаты, пуховое или ватное изделие со всего