Книга Огонь для Проклятого - Айя Субботина

фонаря недостаточно разгоняет мрак. Шаг, еще один — и в дальнем конце пещеры, за одним из растрескавшихся и оплавленных сталагнатов, вижу странное… будто хвост змеи мелькнул. Только не на земле, а в воздухе — прямо на уровне глаз.

Обхожу преграду и вижу эту самую «змею» — нечто вроде тонкого черного щупальца с палец толщиной невесомо парит в воздухе и уходит дальше, теряется в темноте. Осторожно прикасаюсь к нему стальными пальцами — и те, не встретив преграду, проходят насквозь. «Щупальце» в месте соприкосновения разлетается небольшим облачком, а затем, когда убираю руку, снова принимает исходную форму.

Подобного я никогда не видел.

Связано ли «щупальце» с Тенью? Понятия не имею. Почему-то кажется, что связь точно есть.

Иду вдоль «щупальца» — и то вскоре начинает ветвиться, разбегается в разные стороны, будто нити живой паутины. Колышется в потоках теплого воздуха, но не разлетается, не развеивается, продолжая сохранять зыбкое, но все же вполне определенное состояние покоя.

Дальше и дальше, обходя завалы, иногда пригибаясь и протискиваясь сквозь узкие рассечения прямо в каменных стенах, пока не попадаю в… эпицентр? Похоже, все «щупальца» стягиваются именно сюда, или же растут отсюда. Висят над головой плотным покрывалом и, точно вихрь торнадо, закручиваются в тонкое подрагивающее веретено, висящее примерно в полуметре над землей, над крохотной, но все же различимой черной точкой.

Обхожу пещеру по кругу, но ничего больше не нахожу. Похоже, я на месте. И это не догадка, это ощущение, даже уверенность. Точно те огненные письмена, что неведомый декламатор оставил в моем сознании, сами собой всплывают на его поверхность и становятся пусть не понятными словами, но внятными образами.

И я даже знаю, что следует делать дальше.

Знаю, но медлю.

Потому что до сих пор не имею ни малейшего представления, чей голос меня ведет. То, как попытались использовать Тень адепты Трехглавого бога, — чуть было не вылилось в страшную катастрофу не только для Севера, но и для всех окрестных земель. Могу ли я своим невежеством вновь пробудить силы, о которых ничего не знаю?

Могу.

Но тогда что делать с уверенностью, что я здесь именно для того, чтобы… что-то сделать для Кел’исса?

Знать бы еще — что именно.

Сбрасываю с плеча рюкзак и, пока не передумал, хватаю с пояса кинжал. Один легкий росчерк по живой ладони — и первые капли крови споро падают в воду под моими ногами. Встаю на колени, протягиваю ладонь так, чтобы разместить ее точно под черной точкой. Вижу, как кровь, закручиваясь подобием того же веретена, поднимается над ладонью и исчезает в черноте. Боли нет, вообще ничего не чувствую, кроме одного — делаю то, что должен.

А потом веретено над моей ладонью просто исчезает, оставшаяся кровь снова падает в воду, но быстро останавливается. «Щупальца» над головой вздрагивают, по ним проходит несколько волн судороги, а затем они резко втягиваются в черную точку, которая, в свою очередь, с гулким треском разбухает до размеров человеческой головы.

И снова тишина, разбавляемая лишь журчанием воды.

И что? Что это было? А дальше?

А дальше ничего. Вообще. Я хожу по небольшой пещерке, сижу в ней, выбираюсь наружу и обследую большую пещеру, а проклятый шар так и висит в воздухе, никаким образом не проявляя себя. Пытаюсь прислушаться к себе, сосредоточиться на воспоминаниях из сна, на огненных письменах — и ничего, будто все, что от меня требовалось, я уже сделал.

Не знаю, как долго сижу под землей, но ждать непонятно чего, не имея к дальнейшим действиям никаких подсказок, просто не могу. Если от меня действительно требовалась только кровь — я ее отдал. Если же сон не имеет к Кел’иссу никакого отношения — и кто-то просто воспользовался моей импульсивностью, я обязательно с этим разберусь. В то, что приснившееся — лишь плод моего воображения, просто не верю. Не может быть столько совпадений на ровном месте.

Возвращаюсь в пещеру с шаром, на всякий случай пробую дотронуться до него рукой, но он так же свободно пропускает мои пальцы сквозь себя, как и до того — «щупальца». Я не чувствую ни малейшего прикосновения к коже. И никаких следов на ней тоже не остается.

— Надеюсь, это было не зря, старый друг, — оставляю в пещере почти все свое снаряжение, с собой забираю лишь запасной фонарь. А еще оставляю заколку с плаща — знак моего статуса. Уж кто-кто, а Кел’исс знает ее, как никто.

Поднимаюсь и ухожу. Надо будет выслать сюда людей, чтобы посматривали — не случится ли чего странного. И я полностью отдаю себе отчет, что поступил, по меньшей мере, глупо. Но иначе просто не мог.

Глава третья: Дэми

Осень — это время, когда северяне основательно обустраивают свои дома и до потолка забивают амбары и кладовые снедью, которую станут коротать длинными зимними вечерами. Осень всегда показывает, кто провел лето в работе и заботах, а кто протанцевал и прогулял, надеясь, что все решится как-нибудь само по себе. Так было всегда. Осень — время подводить итоги года, время играть свадьбы и усаживаться ближе к каминам и очагам. Зимой северная жизнь не замирает, но становится медленнее, размереннее, вдумчивее. Слишком высокую цену платит тот, кто решается на необдуманные авантюры. Север редко прощает ошибки.

И даже вторжение иноземной армии не изменило многовековые традиции. Больше того — со времени оккупации традиции для северян стали еще более важными, еще более ценными. Когда стоишь на пороге, за которым можешь потерять свою свободу, свою индивидуальность и историю — о многом начинаешь задумываться иначе, многое начинаешь ценить сильнее.

Помню в детстве многие древние традиции и ритуалы казались мне глупыми и надуманными. Зачем играть свадьбы осенью, когда портится погода, если можно сыграть летом — под солнцем и в зеленой листве? Лишь со временем поняла — только осень покажет, насколько подготовился мужчина, чтобы взять в свой дом женщину и обеспечить ее всем необходимым, не позволить ей голодать или замерзнуть в дырявом доме.

Сейчас я трепетно держусь за традиции моего народа.

Стараюсь держаться.

Сегодня ударили первые сильные морозы. Весь внутренний двор замка, еще вчера залитый водой, заледенел и превратился в один сплошной каток. Пришлось забрасывать лед землей, иначе не избежать калечных и увечных. Зато уж кому такое изменение погоды пришлось по-настоящему по душе — так это Келу, нашему с Тьёрдом сыну. Сорванец настолько быстро освоился с непривычными условиями, что чуть не сразу после завтрака,